Выступление лжедмитрия 1. Кто был Лжедмитрий I
Сила Дмитрия состояла не столько в его армии, сколько в авторитете его имени. Люди в районах, куда он входил, приходили в замешательство: некоторые верили в то, что он настоящий царевич, другие присоединялись к нему, чтобы противостоять Борису. Однако не смятение в пограничных районах, а недружелюбное или откровенно враждебное отношение к Борису со стороны столь многих бояр и воевод подрывало дело царя.
Некоторые из этих бояр и воевод, вне всякого сомнения, участвовали в заговоре, породившем этого самозванца. Воевода Михаил Глебович Салтыков говорил, что будет трудно сражаться с урожденным царем (имея в виду Дмитрия). П.Н. Шереметев высказывал такое же мнение Воевода путивльский, князь Василий Михайлович Рубец‑Мосальский, сдал свою крепость Дмитрию, как только тот к ней приблизился.
21 декабря у Новгорода‑Северского Дмитрий разбил московскую армию, которой командовал князь Федор Иванович Мстиславский. Вскоре после этого армию Дмитрия пополнили новые казаки. На какое‑то время он разместил свой командный пункт в Севске Комарицкой волости. Население этой волости оказало ему мощную поддержку.
Царь Борис, однако, сумел мобилизовать другую армию и поставил над ней князя Василия Ивановича Шуйского. 21 января 1605 г. Дмитрий вступил в бой с московитами у Добрыничей, но потерпел сокрушительное поражение. С остатками войска он отступил в Путивль, куда ему на помощь пришли четыре тысячи казаков. Другой их отряд занял Кромы (юго‑западнее Орла) в северной части Комарицкой волости.
Шуйский и его воеводы не сделали ни малейшего усилия, чтобы использовать свою победу и покончить с Дмитрием. Вместо этого они занялись наказанием жителей Комарицкой волости за поддержку, оказанную Самозцанцу. Затем, подгоняемые Борисом, воеводы осадили Кромы, но в решающий момент, когда уже все было готово к штурму, воевода М.Г. Салтыков, отвечающий за артиллерию, отвел пушки с позиций обратно в тыл.
13 апреля царь Борис скончался после двух часов приступов, жестокого кровотечения изо рта, ушей и носа. Ходили слухи, что его отравили, или он сам принял яд. Последней версии доверять нельзя. Вероятнее всего, Бориса отравили.
Приход к власти Лжедмитрия 1
Москвичи без каких‑либо волнений присягнули молодому сыну Бориса Федору. Федор был одаренным и умным юношей, но он вряд ли сумел бы справиться с этой сложной ситуацией, поскольку смерть царя Бориса сделала его противников среди бояр много смелее и увереннее в себе. Федор зависел от единственного военачальника, которому доверял его отец, Петра Федоровича Басманова. Федор, однако, не мог назначить Басманова главнокомандующим армией из‑за традиции местничества. Поэтому Басманов стал заместителем командующего (вторым воеводой). Прибыв в расположение армии, он понял, что большую часть старших воевод уже склонили признать претендента.
Следуя совету М.Г. Салтыкова и двух братьев Голицыных (Василия Васильевича и Ивана Васильевича), Басманов перешел на сторону победителя. 7 мая вся полевая армия признала Дмитрия царем. Совсем немногие офицеры и солдаты отказались и бежали в Москву вместе с главнокомандующим, князем Иваном Михайловичем Катыревым‑Ростовским, и боярином Андреем Андреевичем Телятевским. Для царя Федора все было потеряно.
3 июня московская чернь захватила его со всей семьей. Неделей позже князья В.В. Голицын и В.М. Масальский, посланные Дмитрием в Москву, с помощью дворянина Михаила Молчанова, чиновника по имени Шелефединов и трех стрельцов задушили царицу Марию (мать Федора). Федор пытался сопротивляться, но был жестоко убит. Его сестру Ксению пощадили по специальному приказу Самозванца, который планировал сделать ее своей любовницей.
Патриарха Иова схватили во время службы в соборе и выслали в отдаленный монастырь. Членов семьи Годуновых и двух других близких к ним семей, Сабуровых и Вельяминовых, тоже арестовали и сослали в разные места. Семена Никитича Годунова (главу секретной полиции Бориса) в ссылке задушили.
20 июня претендент при общем ликовании вступил в Москву. Звонили церковные колокола. Улицы были заполнены людьми, которые славили истинного царя и преклоняли перед ним колени.
18 июля бывшая царица Мария (Нагая), теперь монахиня Марфа, официально признала самозванца своим сыном Дмитрием. Она знала, конечно, что он не был ее сыном, но, как сама объясняла впоследствии, боялась, что ее убьют, если она откажется признать его.
Через три дня Дмитрия торжественно венчали на царство.
Дмитрий занимал московский трон меньше года. Он был одаренным, умным и энергичным, однако легкомысленным, влюбчивым и сладострастным человеком. Будучи очарованным Мариной, он не мог противостоять искушению овладеть Ксенией Годуновой. На какое‑то время он даже увлекся ею. Слухи об этом дошли до Марины, и она написала Дмитрию гневное письмо. Ксению постригли в монахини под именем Ольги. Страсть Дмитрия к Марине разгорелась снова и в конце концов погубила его. Разумеется, его положение было ненадежным с самого начала его правления и по другим, более серьезным причинам.
Дмитрий попал в ловушку несовместимости интересов политических, религиозных и социальных сил – национальных и международных – поддержавших его предприятие. Он щедро раздавал обещания всем, кто помогал ему захватить престол, и теперь, когда он его имел, от него ждали выполнения многих противоречащих друг другу обязательств. Однако он не желал становиться орудием кого бы то ни было. Вместо этого он пытался установить собственный политический курс, для чего ему приходилось маневрировать между конфликтующими сторонами со всем доступным ему искусством. Но бесконечно это длиться не могло.
Во внутренней политике Дмитрий продолжил политическую линию Бориса, чья власть основывалась на поддержке средних классов русского общества, дворянства и посадских. Он вынужден был считаться с боярами и править при помощи Боярской Думы (которую он переименовал в Сенат на польский манер), однако он начал свое царствование с чистки боярского класса и депортации Годуновых и связанных с ними семей. С другой стороны, он вызвал из ссылки всех бояр выступавших против царя Бориса, включая собственных мнимых родственников Нагих, Романовых и Богдана Вольского.
Богдан Бельский и Петр Басманов стали главными русскими советниками Дмитрия. Не меньшее влияние имели два его польских секретаря, братья Ян и Станислав Бучинские. Для Дмитрия было важно иметь доброжелателя на патриаршем престоле (Иова сместили еще до приезда Дмитрия в Москву). Человека достаточно сговорчивого нашли в лице архиепископа рязанского Игнатия, грека с Кипра. Его поспешно возвели в сан патриарха. Монаха Филарета (Федора Никитича Романова) назначили тогда митрополитом рязанским.
Обещания Лжедмитрия 1
Земельные наделы и денежные пособия среднему и низшему дворянству (дворянам и детям боярским) за военную службу удвоили. Простолюдинов, включая беглых крестьян и холопов (большое количество которых присоединилось к армии Дмитрия в конце 1604‑1605 гг.), с военных постов сместили.
7 января 1606 г. Дмитрий подтвердил указ царя Бориса от 1597 г., который дал хозяевам более широкие полномочия по отношению к их холопам по контракту (кабальным холопам).
1 февраля 1606 г. вышел другой указ, касающийся беглых крестьян, покинувших владения, к которым были прикреплены, из‑за того, что не получали от хозяев помощи в голодные годы. По этому указу владелец терял право требовать беглых обратно, если прошло более пяти лет. Это означало, что крестьяне, выехавшие до 1601 г. в большинстве случаев в южные пограничные районы и осевшие там в боярских и дворянских поместьях, должны были оставаться у своих новых хозяев.
Дмитрий наградил своих главных военных сторонников в кампании против царя Бориса – донских казаков, но в дальнейшем отказался от их услуг и взял с собой в столицу только небольшой казачий отряд. Казацкие предводители ожидали от Дмитрия иного отношения – им хотелось играть активную роль в правительстве.
Поэтому терские казаки, не принимавшие участия в походе 1604 г., выдвинули собственного претендента на трон, к которому также присоединились донские казаки. Он назвал себя царевичем Петром, якобы сыном царя Федора (такого никогда не существовало).
Даже неделю поучившись в хорошей школе (в Гоще) и пообщавшись с западнорусской, литовской и польской знатью, Дмитрии понимал значение образования и планировал посылать молодых русских за границу для учебы в иностранных университетах (в этом он опять следовал политике царя Бориса).
На некоторых его подданных личность и действия Дмитрия производили благоприятное впечатление. Он был доступен для народа и часто гулял по московским улицам без охраны и всякой помпы. Многие русские, однако, особенно из высших классов, критиковали его подобные манеры, противоречившие сложившейся московской традиции. Кроме того, как духовенство, так и миряне были недовольны пренебрежением Дмитрия православной церковью и ее правилами. Несмотря на то, что он хранил в секрете свое обращение в католичество и представлял себя православным, он редко посещал церковные богослужения и не соблюдал постов. Его расположение к иностранцам, особенно к полякам, и милости, им оказываемые, раздражали многих русских, которые чувствовали себя оскорбленными.
Враги Дмитрия, особенно бояре искусно использовали в пропаганде против него народное недовольство. Затевая заговор против Бориса и подготавливая появление самозванца, они видели в Дмитрии средство для свержения Бориса и хотели сделать из него марионеточного царя, от чьего имени они бы правили Московией. Их сразу же постигло разочарование, поскольку Дмитрий всерьез намеревался стать правителем и имел достаточно способностей и жизненных сил, чтобы добиться своего.
Тогда бояре решили, что им необходимо, пока не поздно, избавиться от Дмитрия. Уже на следующий день после вступления Дмитрия в Москву князь Василий Шуйский через своих людей начал тайно информировать москвичей, что настоящий Дмитрий умер в Угличе в 1591 г., а трон занимает бессовестный самозванец.
23 июня замысел Шуйского был раскрыт, его арестовали и судили собором духовенства, бояр и посадских. Его приговорили к смерти, однако Дмитрий заменил смертный приговор на ссылку. Еще до того, как Шуйский добрался до места ссылки, его простили и позволили ему вернуться в Москву. Если Дмитрий надеялся своим великодушием завоевать расположение Шуйского, то просчитался. Этот опыт на некоторое время сделал Шуйского более осторожным, но ни он, ни другие бояре не отказались от своих планов.
Теперь они вступили в тайные переговоры с королем Сигизмундом, используя для этой цели одного из курьеров, поддерживающих связи Дмитрия с Польшей, Ивана Безобразова. Официальная миссия Безобразова заключалась в том, чтобы потребовать от поляков признания притязаний Дмитрия на титул императора, но в тайных переговорах курьер сообщил Сапеге, что Шуйские, Голицыны и другие бояре не могут далее терпеть давление самозванца, намерены свергнуть его и просят короля дать Московии в цари своего сына Владислава.
Сигизмунд через Сапегу ответил, что ему прискорбно слышать о том, что претендент, которого он считал настоящим Дмитрием, оказался деспотичным самозванцем, и он не будет возражать против планов бояр. Что же касается Владислава, то король не дал по этому поводу никаких определенных обещаний.
Дмитрий не был достаточно информирован ни о потенциальной угрозе со стороны казаков и недовольных крестьян, ни о непосредственной опасности боярского заговора. Он был занят своими отношениями с поляками и иезуитами, стараясь не попасть к ним в полную зависимость, не потеряв при этом Марину. Он разочаровал иезуитов, не сумев обратить Русь в католичество. Однако он позволил иезуитам проводить в Москве католические богослужения, и они имели доступ во дворец. Он объявил о желании начать по благословению папы крестовый поход против турок, но потребовал, чтобы папа пожаловал ему титул императора, а король Сигизмунд его признал. Сигизмунд, считавший Дмитрия чем‑то вроде вассала, был возмущен.
Несмотря на все эти трения, иезуиты настаивали на скорейшей свадьбе Марины и Дмитрия в надежде, что Марина сумеет убедить мужа не откладывать введение католичества на Руси. В апреле 1606 г. Мнишеки выехали в Москву. Отец Марины прибыл 24 апреля, а сама Марина, в сопровождении великолепного кортежа – 2 мая. 8 мая в Покровском соборе Кремля Марину торжественно короновали царицей и сочетали браком с Дмитрием.
Москва, казалось, на некоторое время превратилась в польский город. Мнишека и других польских магнатов, приехавших на свадьбу Марины, сопровождали огромные свиты. В Кремле и в городе кишели толпы польской знати и сопровождающих лиц. Характерно, что на церемонии коронации Марины и на ее свадьбе в соборе присутствовали большей частью поляки; из русских пригласили только избранную знать. Простых русских не допустили даже в Кремль.
Только немногих польских и литовских гостей можно было разместить в правительственных зданиях. А поскольку в Москве не было подходящих гостиниц, основная часть поляков поселилась в частных домах в центральной части города (Китай‑городе). Они вели себя так, будто находились в завоеванной стране. Их надменность оскорбила москвичей и возбудила ненависть к пришельцам.
Бояре, возглавляемые князем Иваном Ивановичем Шуйским, почувствовали, что подходящий для удара момент наступил. Еще до бракосочетания Дмитрия Шуйскому удалось привлечь на свою сторону подразделение новгородских и псковских войск, расквартированных недалеко от Москвы. (Шуйские традиционно поддерживали с Новгородом тесные контакты и имели там много сторонников.)
Ночью 17 мая новгородцы заняли все кремлевские ворота, не позволяя никому входить и выходить. В 4 часа в церкви на Новгородском дворе ударили в набат, на который ответили колокола всех московских церквей. Москвичи кинулись на Красную площадь, где обнаружили. Шуйского и других бояр верхом и в полном вооружении. Бояре кричали толпе, что поляки устроили заговор против царя. Чернь, уже настроенная против поляков, бросилась в дома, где они стояли, и начались резня и грабежи.
В это время бояре поспешили в Кремль и без особых затруднений проникли в царский дворец. (На ночь Дмитрий оставлял только несколько немецких гвардейцев). Во дворце Дмитрия защищал Басманов, вступивший в сражение с вторгшимися, но его сразу же убили. Дмитрий, видя, что у него нет шансов, решил искать помощи у стрельцов за кремлевскими воротами. Он выпрыгнул из окна дворца, но неудачно, упал на землю, повредил грудь и ногу, и лежал в полной беспомощности, пока заговорщики не нашли и не убили его. Марину с ее свитой взяли во дворце под стражу.
Шуйский тем временем поспешил остановить нападения москвичей на поляков, послав для этого отряды стрельцов. Мнишек и другие польские и литовские магнаты были арестованы. Бояре, не теряя времени, формировали новое правительство. Больше и речи не шло о приглашении на престол Владислава. Ранним утром 19 мая 1606 г. на Красной площади поспешно созванное собрание знати и посадских объявило главу боярского заговора, князя Василия Ивановича Шуйского, царем России.
Вторжение
13 октября 1604 года отряды Лжедмитрия начали вторжение в Русское государство через Северскую Украйну. Это направление вторжения позволяло избежать сильных приграничных боев, так как область в это время была охвачена волнениями и восстаниями вызванными «перегибами» правительства Годунова. Также это помогло самозванцу пополнить войско казаками и беглыми крестьянами, так как местное население поверило в «доброго царя» и ожидало от него избавления от непосильного гнёта. Кроме того, это направление движения армии самозванца к Москве позволяло избежать встречи с такой мощной крепостью как Смоленск. У войск самозванца практически не было артиллерии, а без неё нельзя было штурмовать сильные крепости.
«Прелестные письма» и воззвания к северским городам сделали своё дело. «Настоящий царь» звал народ к восстанию против узурпатора Бориса и к восстановлению справедливости. Северский край был полон беженцами, которые бежали от голода и преследований. Поэтому появление «настоящего царя» было воспринято положительно. Сигналом к повсеместному восстанию послужила сдача Путивля, единственной каменной крепости в области. Восстали мужики обширной и богатой Комарицкой волости, которая принадлежала царской семье. Затем Москве отказались повиноваться многие южные города - среди них Рыльск, Курск, Севск, Кромы. Таким образом, внешнее вторжение совпало с внутренним гражданским противостоянием, вызванным крепостнической политикой правительства.
Собственно основное расчёт и строился на народное недовольство и заговор бояр. С военной точки зрения, армия самозванца не имела шансов на успех. Лучшее время для боевых действий - лето, было упущено, начался сезон дождей, превращающий дороги в болото, близилась зима. Артиллерии для взятия крепостей не было. Денег для оплаты наемников было мало. Дисциплины и порядка в войске не было, польские шляхтичи не уважали самозванца. Крымская орда, которая должна была атаковать с юга и связать московское войско, в поход не выступила. В таких условиях войско Лжедмитрия могло рассчитывать только на набег и взятие нескольких городов, а не на успех в большой кампании.
Правительственные войска под командованием князя Дмитрия Шуйского сосредоточились под Брянском и ждали подкреплений. Царь Борис объявил сбор земского ополчения в Москве. Московское правительство ждало главного удара польской армии со стороны Смоленска, и только поняв, что его не будет, двинуло войска на юг.
21 января 1605 г. в районе села Добрыничи Комарицкой волости произошло решительное сражение. Разгром был полный: войско самозванца только убитыми потеряло более 6 тыс. человек, было захвачено много пленных, 15 знамен, вся артиллерия и обоз. Сам самозванец едва убежал. Оставшиеся ещё поляки его оставили (Мнишек уехал ещё раньше). Таким образом, эта битва показала, что не зря поляки боялись вторжения в Русское государство. В прямом бою царские войска были грозной силой, которая легко разметала силы самозванца.
Однако нерешительность царских воевод, приостановивших погоню, не позволила завершить ликвидацию сил самозванца. Это помогло самозванцу уйти и закрепиться в Путивле, под защитой запорожских и донских казаков. Часть казаков отправили защищать Кромы и отвлекать царские войска. Они справились с этой задачей - небольшой казацкий отряд до весны сковывал войска, посланные против Лжедмитрия. Царские войска, вместо того, чтобы осадить Лжедмитрия в его временной столице, теряли время, штурмуя Кромы и Рыльск. Не сумев взять Рыльск, Мстиславский решил распустить войска на «зимние квартиры», доложив в Москву, что для взятия крепости нужна осадная артиллерия. Царь роспуск армии отменил, вызвав недовольство воинов. В армию отправили «стенобойный наряд». Также Годунов отозвал из армии Мстиславского и Шуйского, что их дополнительно оскорбило. И назначил отличившегося Басманова, которому царь обещал в жены дочь Ксению. Кроме того, царские воеводы развязали жестокий террор, уничтожая всех без разбору, как сочувствующих самозванцу. Это привело к всеобщему ожесточению и вызвало раскол среди дворянства, которое раньше было по большей части предано династии Годуновых. Жители восставших городов, будучи свидетелям террора, стояли до последнего. В Москве по доносам хватали на пытки и расправы сочувствующих «ворам», это озлобило москвичей.
Царское войско прочно завязло под Кромами. Атаман Карела с казаками стоял насмерть. От городка ничего не осталось, от бомбардировок сгорели стены и дома. Но казаки держались, нарыли под валами ходов и нор, где пережидали обстрелы и спали и огнем встречали атаки. Царские войска в бой особо не рвались, умирать не хотели. Враг рода Годуновых Василий Голицын, оставшийся командующим между отъездом прежнего командования и прибытием нового, не проявлял рвения. Царское войско разлагалось от безделья, болело дизентерией и читало подметные письма самозванца. И всё равно войска самозванца были обречены, рано или поздно их бы раздавили.
В этот критический момент, когда план вторжения мог окончательно рухнуть, 13 апреля неожиданно умер царь Борис. Наследником престола был его 16-летний сын Фёдор. Смерть царя была совершенно неожиданной и произошла при странных обстоятельствах. Борис был здоров и видимо, ему помогли умереть. Фактическими правителями при молодом царе стали его мать Мария Скуратова и Семен Годунов, которых ненавидели все. Честолюбивого Басманова они тоже обидели, сделав его лишь вторым воеводой.
Бояре немедленно составили заговор против молодого царя. Из лагеря под Кромами стали уезжать многие дворяне, якобы на царские похороны, но многие уезжали к самозванцу. А в самом царском лагере предводители рязанского дворянского ополчения Прокопий и Захар Ляпуновы составили заговор. К нему присоединились обиженный Басманов и Голицыны. В результате 7 мая на сторону самозванца перешло царское войско во главе с воеводами Петром Басмановым и князьями Голицыными. Узнав об изменении ситуации, к самозванцу в войско снова хлынули поляки. Самозванец триумфальным маршем двинулся на Москву. Остановился в Туле, послав в столицу отряд казаков Карелы.
Посланцы Лжедмитрия 1 июня огласили его послание. Началось восстание. Царь Фёдор, его мать и сестра были арестованы, их родственников перебили или сослали. Патриарха Иова низложили, посадив на его место соглашателя грека Игнатия. Незадолго до вступления самозванца в Москву царя и его мать задушили. Лжедмитрий перед въездом в Москву выразил пожелание: «Нужно, чтобы Фёдора и матери его тоже не было». Официально было объявлено, что царь и его мать отравились.
К. Ф. Лебедев Вступление войск Лжедмитрия I в Москву
Политика самозванца
20 июня «настоящий царь» в окружении бояр-изменников, с сильным конвоем польских наемников и казаков прибыл в Москву. Первоначально новый царь отметился милостями. Многим «верным» выдали вознаграждение, боярам и окольничим выплачивался двойной оклад. Из ссылок возвращались бояре, бывшие в опале при Годуновых. Им возвращали имения. Вернули даже Василия Шуйского и его братьев, которые были сосланы из-за заговора, направленного уже против Лжедмитрия. Получили прощение все родственники Филарета Романова (Федор Романов), которые также подверглись опале при Годуновых. Сам Филарет получил важный пост - митрополита Ростовского. Была разыграна трогательная встреча «Дмитрия» с матерью Марией Нагой - она содержалась в монастырском заточении и предпочла «узнать» его, чтобы выйти из темницы и вернуться к светской жизни. Служилым людям удвоили содержание, помещикам увеличили земельные наделы, за счёт земельных и денежных конфискаций у монастырей. На юге Русского государства, поддержавшем самозванца в борьбе с Москвой, на 10 лет было отменено взимание налогов. Правда, этот праздник жизни (за полгода растранжирили 7,5 млн. рублей, при годовом доходе в 1,5 млн. рублей) пришлось оплачивать другим. Поэтому в других районах налоги значительно выросли, что вызвало новые волнения.
Новый царь, который раздал много обещаний, вынужден был несколько смягчить давление на народ. Крестьянам разрешили уход от помещиков, если те не кормили их во время голода. Запретили потомственную запись в холопы; холоп должен был служить только тому, кому «запродался», что переводило их на положение наемных слуг. Установили точный срок поиска беглых - 5 лет. Бежавшие во время голода закреплялись за новыми помещиками, то есть теми, кто их кормил в трудное время. Законодательно запретили мздоимство. Чтобы уменьшить злоупотребления при сборе податей, новый царь обязал сами «земли» отправлять соответствующие суммы с выборными людьми в столицу. Взяточников велели наказывать, дворян бить было нельзя, но на них налагались большие штрафы. Царь пытался привлечь на свою сторону простых людей, принимал челобитные, часто гулял по улицам, беседуя с торговцами, ремесленниками и другими простыми людьми. Он остановил преследования скоморохов (пережитки язычества), перестали запрещать песни и пляски, карты, шахматы.
При этом Лжедмитрий начал активную вестернизацию. Новый царь убрал препятствия по выезду из Русского государства и передвижению внутри него. Такой свободы в этом вопросе ещё не знало ни одно европейское государство. Повелел Думе зваться «сенатом». Ввёл польские чины мечника, подчашия, подскарбия, сам принял титул императора (цезаря). «Тайная канцелярия» царя состояла исключительно из иностранцев. При царе была создана личная гвардия из иностранцев, которая обеспечивала его безопасность. Тот, что царь окружил себя иностранцами и поляками, отстранил от себя русскую охрану, многих оскорбило и возмутило. Кроме того, новый царь бросил вызов церкви. Монахов Лжедмитрий не любил, называл «дармоедами» и «лицемерами». Он собирался сделать опись монастырского имущества и отобрать всё «лишнее». Предоставил свободу совести подданным.
Во внешней политике предвосхитил действия царевны Софьи с князем Голицыным и царя Петра - готовился к войне с Турцией и захвату Азова с устьем Дона. Планировал отбить у шведов Нарву. Искал союзников на Западе. Особенно надеялся на поддержку папы римского и Польши, а также германского императора и Венеции. Но серьёзной поддержки от Рима и Польши не получил из-за отказа выполнить ранее данные обещания по уступке земель и распространению католической веры. Лжедмитрий понимал, что серьёзные уступки Польше подорвут его позиции в Москве. Польскому послу Корвин-Гонсевскому заявил, что он не может пойти на территориальные уступки Речи Посполитой, как ранее обещал, и предлагал оплатить помощь деньгами. Католикам предоставили свободу вероисповедания, как и другим христианам (протестантам). Но иезуитам запретили въезд в Россию.
Однако очень скоро москвичи почувствовали себя обманутыми. Чужаки вели себя в Москве как в захваченном городе. Англичанин Д. Горсей писал: «Поляки - высокомерная нация, заносчивая в счастье, - стали проявлять свою власть над русским боярством, вмешивались в православную религию, нарушали законы, мучили, угнетали, грабили, опустошали сокровищницы». Кроме того, люди были недовольны тем, что царь нарушал русские обычаи в быту и одежде (одевался в иноземное платье), был расположен к иностранцам, и собирался жениться на полячке.
Зимой положение Лжедмитрия ухудшилось. В народе пошли слухи, что «царь - ненастоящий», а беглый монах. Русское боярство, которое желало видеть в Лжедмитрии свою игрушку, просчиталось. Григорий проявил самостоятельный ум и волю. Кроме того, бояре не хотели делить власть с поляками и «худородными». Василий Шуйский чуть ли не прямо заявил, что Лжедмитрий был посажен на царство с единственной целью - свалить род Годуновых, теперь пришло время сменить его. Знать составила новый заговор. Во главе него стояли князья Шуйские, Мстиславский, Голицыны, бояре Романов, Шереметев, Татищев. Их поддержала церковь, обиженная крупными поборами.
В январе 1606 г. отряд заговорщиков ворвался во дворец и попытался убить царя. Однако убийцы действовали неумело, нашумели, выдали себя. Покушение провалилось. Семь заговорщиков было схвачено, их растерзала толпа.
Восстание
Лжедмитрий сам себе рыл могилу. С одной стороны, он заигрывал с Боярской думой, пытался привлечь на свою сторону служилых людей, раздавал придворные звания и должности. С другой стороны, давал новые поводы для недовольства. 24 апреля 1606 г. с Юрием Мнишеком и его дочерью Мариной в Москву прибыло много поляков - около 2 тыс. человек. На дары невесте и её отцу, знатным панам и шляхтичам самозванец выделил огромные суммы. Одна только шкатулка с драгоценностями, подаренная Марине, стоила около 500 тыс. золотых рублей и ещё 100 тыс. отправили в Польшу для уплаты долгов. Балы, обеды и празднества следовали один за другим.
8 мая Лжедмитрий отпраздновал свою свадьбу с Мариной. Католичка была увенчана царской короной, что возмутило людей. Возмущение вызывало и нарушение обычаев во время церемонии. Столица забурлила. Лжедмитрий же продолжал пировать, хотя ему донесли о заговоре и подготовке восстания. Он легкомысленно отмахнулся от предостережения, пригрозив наказать самих доносчиков. Лжедмитрий праздновал и отошёл от государственных дел. А загулявшие поляки оскорбляли москвичей. Пан Стадницкий вспоминал: «Московитам сильно надоело распутство поляков, которые стали обращаться с ними, как со своими подданными, нападали на них, ссорились с ними, оскорбляли, били, напившись допьяна, насиловали замужних женщин и девушек». Почва для восстания была создана.
Восстание вспыхнуло в ночь на 17 (27) мая. Шуйский именем царя уменьшил его личную охрану во дворце со 100 до 30 человек, приказал открыть тюрьмы и выдать толпе. Ещё раньше верных царю казаков отправили в Елец (готовилась война с Османской империей). В два часа, когда царь и его соратники отсыпались от очередного пира, ударили в набат. Боярская челядь, а также горожане, вооруженные холодным оружием, пищалями и даже пушками, с разных концов Москвы атаковали отряды польских панов, укрывшихся в каменных столичных дворцах. Причём народ снова обманули, Шуйский пустил слух, что «литва» хочет убить царя, и требовал, чтобы москвичи поднялись на его защиту. Пока горожане громили поляков и прочих иноземцев, толпа заговорщиков во главе Василием Шуйским и Голицыными ворвалась в Кремль. Быстро сломив сопротивление наемников-алебардщиков из личной охраны самозванца, они ворвались во дворец. Воевода Пётр Басманов, ставший ближайшим сподвижником, Лжедмитрия, попытался остановить толпу, но был убит.
Самозванец попытался спастись бегством через окно, но упал и был ранен. Его подобрали стрельцы из охраны Кремля. Он просил защиты от заговорщиков, обещал большую награду, поместья и имущество мятежников. Поэтому стрельцы сначала попыталась отстоять царя. В ответ приспешники Татищева и Шуйского пообещали стрельцам казнить их жен и детей, если не выдадут «вора». Стрельцы колебались, но всё же потребовали, чтобы царица Марфа подтвердила, что Дмитрий - её сын, в противном случае - «Бог в нём волен». Заговорщики не имели преимущества в силах и вынуждены были согласиться. Пока гонец ездил к Марфе за ответом, они пытались заставить Лжедмитрия признать свою вину. Однако тот стоял до конца и твердил, что он сын Грозного. Вернувшийся гонец, князь Иван Голицын, крикнул, что якобы Марфа сказала, будто её сын убит в Угличе. Восставшие тут же убили Лжедмитрия.
Несколько сотен поляков было перебито. Остальных спас Шуйский. Он направил войска успокоить разбушевавшийся народ и взять под охрану отбивавшихся в своих дворах поляков. Пленные поляки были сосланы в различные русские города. Пана Мнишека и Марину отправили в Ярославль.
Тела убитого царя и Басманова подвергли т. н. «торговой казни». Они сначала валялись в грязи, а затем были брошены на плаху (или стол). Каждый мог подвергнуть поруганию их тела. Надо сказать, что гибель самозванца вызвала неоднозначную реакцию. Многие простые люди жалели царя. Поэтому было объявлено, что самозванец был идолопоклонником и «чернокнижником» (колдуном). Сначала Лжедмитрия и Басманова похоронили. Но сразу после похорон ударили сильные морозы, погубившие траву на лугах и уже посеянное зерно. Пошли слухи, что виноват умерший колдун, говорили, что он «мертвый ходит». В итоге тело Лжедмитрия выкопали и сожгли, а пепел, смешав с порохом, выстрелили из пушки в сторону Польши.
С. А. Кириллов. Эскиз к картине «Смутное время. Лжедмитрий»
Спустя три дня после гибели Лжедмитрия царем «избрали» родовитого боярина князя Василия Ивановича Шуйского (Шуйские - потомки суздальской ветви Рюриковичей) - организатора заговора против самозванца. По русским законам и традициям царя должен был избрать Земской собор. Но в провинции ещё жила вера в «доброго царя» Дмитрия. Он много чего успел наобещать, а навредить не успел. Поэтому заговорщики решили «избрать» царя сами, чтобы поставить всех перед фактом.
Претендентов было четверо. Сына Филарета - 9-летнего Михаила, большинством голосов в Боярской думе отвергли за малолетством. Нерешительный и безвольный Мстиславский отказался сам. А Василий Голицын и по знатности рода и по своей роли в заговоре Уступал Василию Шуйскому. Этот кандидат и победил. По личным качествам это был хитрый и беспринципный политик. Чтобы избежать трений с другими боярами, Шуйский пошёл на компромисс с боярством и обязался важнейшие вопросы решать только вместе с Думой и без её разрешения никого не репрессировать. Бояре, зная, что Шуйский не популярен в народе, не решились созвать Земской собор для выборов царя. Они вывели Шуйского на Лобное место и «выкрикнули» его царем перед собравшимися горожанами. В Москве его уважали и поддержали. Сделав вид, что присутствующие горожане, купцы и служилые из других городов являются их делегатами, Боярская Дума сообщила державе об избрании Шуйского Собором.
Таким образом, Смута продолжалась. Ставленника Запада убили, но власть захватила кучка знатных бояр, беспринципных и жадных. Простой народ, сбросивший самозванца, оказался в ещё большей кабале, чем при Годунове. Начались массовые розыск и беглых крестьян, которые бежали от гнета бояр и помещиков, тюрьмы заполнились «крамольниками». Поэтому широкое народное движение продолжалось.
Ctrl Enter
Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Феномен самозванчества на Руси имеет глубокие психологические корни. Во-первых, неистребимая вера в «доброго царя» или барина. Во-вторых, искреннее сочувствие гонимым и обиженным, особенно если те слабы и беззащитны, не могут сами постоять за себя. В-третьих, готовность стать под знамена якобы чудом спасшегося законного наследника престола, когда само имя – пароль и знамя. И, наконец, в-четвертых, укорененность таких черт русского менталитета как стремление к душевному простору, авантюризм, расчет на «авось» и благосклонность «госпожи удачи». Стремительное восхождение, впрочем, как и закат звезды Лжедмитрия I стало лишь своеобразным прологом в череде всё новых и новых самозванцев.
Биография Лжедмитрия I (15??-1606г)
Смерть бездетного царя Федора Иоанновича, а также странная гибель в Угличе младшего сына Ивана Грозного – царевича Дмитрия, до предела обострили борьбу за царский престол. Победителем в этой схватке вышел царский шурин Борис Годунов. Молва упорно обвиняла его заказном убийстве малолетнего царевича. И что бы Борис ни предпринимал для поднятия собственного имиджа в глазах народа, клеймо цареубийцы преследовало его до конца. Так что к появлению самозванца всё было готово. Согласно наиболее укоренившейся в историографии версии имя царевича Дмитрия присвоил себе беглый монах Чудова монастыря Григорий Отрепьев. Эта версия изложена Н.М.Карамзиным и образно обыграна А.С.Пушкиным в трагедии «Борис Годунов».
Красавцем этот человек не был, скорее, его можно назвать уродливым: крупные бородавки на лице, непропорциональное телосложение, рыжие волосы. Восхождение к власти Лжедмитрий начал из Польши. Несколько крепостей сдались ему без боя. Скоропостижно умирает Борис Годунов. Войска в массе своей переходят на сторону самозванца. Ближайшие родственники Годунова, в частности, сын Федор были убиты восставшим московским людом. В конце июня 1605 года Лжедмитрий въехал в Москву.
Внутренняя и внешняя политика Лжедмитрия I
Короткое царствование Лжедмитрия отмечено усилением «польской партии» при русском дворе, возвращением из ссылки всех пострадавших при Борисе Годунове, удвоением жалования служилым людям. Самозванец был невероятно щедр на милости. У монастырей были конфискованы земельные наделы. Мздоимство (т.е. взяточничество) было запрещено особым указом. Улучшилось положение крепостных крестьян. Боярскую думу новый царь повелел именовать Сенатом. Он был доступен для общения с простыми людьми, рассматривал челобитные и давал регулярные аудиенции. Себя Лжедмитрий объявил императором, или цезарем. Традиция абсолютного самодержавия, таким образом, сохранялась и усиливалась. Учрежденная Тайная канцелярия, состоявшая из поляков, отвечала за личную безопасность царя. Все ограничения по передвижению внутри страны и выезда за ее пределы были ликвидированы. Назревала война с турками.
Лжедмитрий был веротерпим и стремился к европеизации Руси. В жены он взял дочь польского воеводы Мнишка – Марину. Народ любил нового царя, хотя сомнения в законности его власти оставались. Этим и воспользовались бояре во главе с Василием Шуйским. В результате заговора Лжедмитрий был убит. Тело его сожгли, а пеплом зарядили пушку и выстрелили в сторону Польши, откуда он и пришел на Русь.
Наложницей Лжедмитрия была единственная оставшаяся в живых из рода Годуновых – Ксения. Лишь незадолго до приезда невесты царь приказал сослать любовницу в один из отдаленных монастырей.
Надругательство над телом Лжедмитрия показало, насколько переменчив народ в своих симпатиях: на мертвое лицо надели карнавальную маску, в рот вставили дудку, и еще три дня труп мазали дегтем, посыпали песком и оплевывали. Это была «торговая казнь», которой подвергали только лиц «подлого» происхождения.
Биография Лжедмитрия 1 до сих пор будоражит умы историков. Самозванец, которому удалось захватить престол был удивительной личностью. Воспользовавшись смутой на Руси, Лжедмитрий, под покровительством польского правителя Сигизмунда, стал царем великой державы.
Григорий Отрепьев – настоящее имя Лжедмитрия Первого. Происходил он из холопов. Григорий получил хорошее образование, и его отец выбрал для сына духовный сан. Григорий решил не покоряться судьбе и бежал из Чудова монастыря в 1601 году. Удачное стечение обстоятельств помогло несостоявшемуся монаху. Он нашел поддержку в лице Папы Римского и правителя Польши. Первому он пообещал распространить католическую веру на Руси, а второго сманила мысль, что внутренняя политика сильной державы будет в его руках.
Поход Лжедмитрия 1 на Москву был хорошо обдуман. И сложный для Руси период, когда народ мучился от голода, а аристократия была недовольна политическими взглядами действующего правительства, сыграл на руку самозванцу. С небольшим отрядом воинов Григорий Отрепьев вступил на русскую землю. И так как он именовал себя законным наследником престола,чудом выжившим царевичем Дмитрием, его отряд постоянно пополнялся за счет крестьян, переходящих в число его войск. Внезапная смерть была счастливым знаком для Григория. Поэтому свержение Федора, который еще не успел укрепиться на троне, было легкой задачей. 30 июня 1605 года Лжедмитрий вошел в Москву. Его коронация состоялась на следующий день. Так произошло воцарение Лжедмитрия 1 – первого из самозванцев в российской истории.
Годы правления Лжедмитрия 1 были недолгими. На престоле он пробыл 11 месяцев. Свое царствование он начал с того, что «забыл» выполнить обещания, данные им Папе Римскому. Сложно представить как российский люд, веками воспитанный в православной вере, мог бы проститься с ней. Это самозванец понимал. И поэтому сполна старался отблагодарить своих польских покровителей. Он не только опустошил русскую казну, возвращая свои долги, но еще и женился на Марии Мнишек. Этого российские бояре не потерпели.
Правление Лжедмитрия 1 закончилось так же быстро, как и началось. Бояре, во главе которых стояли Шуйские, организовали заговор. Они не могли спокойно смотреть, как новоявленный правитель опустошает казну, отдавая деньги за границу. И так как денег подчас не хватало, то ежемесячными поборами больше всего были обеспокоены крестьяне. Ведь им обещали вернуть Юрьев день, который, конечно, Лжедмитрий не возродил. И вдобавок еще и увеличил срок поисков беглых крестьян с пяти до шести лет. Недовольство окружало царский престол со всех сторон. Поэтому когда в Польше объявился еще один самозванец – Лжедмитрий 2, его с радостью поддержали все слои населения. 17 мая 1607 года, в результате заговора бояр Шуйских, Лжедмитрий 1 был убит. И чтобы показать, как народ относится к самозванцам, его праху не дано было упокоиться с миром. Тело лжецаря было сожжено, а прах был смешан с порохом. А останки бывшего правителя были заправлены в пушку и полетели в сторону Польши, туда, откуда явился самозванец.
Михаил Голденков
«Аналитическая газета «Секретные исследования»
Историография любого государства всегда в большей либо меньшей степени субъективна. Она всегда отражает взгляд на свою собственную страну в призме существующей власти. Это, в принципе, нормальный процесс, так или иначе затрагивающий абсолютно все государства. Но с ростом и усилением демократических принципов европейские страны избавляются от излишне националистического и субъективного взгляда на собственную историю, стараясь быть с одной стороны объективней, с другой не забывать и о патриотизме. Естественно, что исторические сюжеты, сочиненные в старые времена королей, войн и империй для режимов, которые уже давно рухнули, либо выбрасываются на историческую свалку, либо кардинально меняются.
НУЖНЫЙ МИФ?
Но вот удивительная вещь – миф о Лжедмитрии, точнее суть его, сочиненная в угоду одним лишь царям Романовым, оправдывая их захват власти, уже давно не нужен ни России, ни Польше, ни Беларуси с Украиной, ибо нет ни Романовых, ни «ненавистных ляхов». Но этот миф о так называемом Самозванце странным образом все еще существует, его даже в последнее время отреставрировали, идя в разрез и с мировой историей, и в разрез с историей Польши, где не знают никаких польских интервентов, о которых продолжают писать российские историки, снимать фильмы российские режиссеры… Более того, мутную историю 1612 года борьбы за власть различных группировок Московии и изгнания законно выбранного Семибоярщиной королевича Владислава, объединившего беларусов, украинцев, россиян и поляков, в Кремле решили ежегодно отмечать как некий праздник единения (!?) русской нации…
Что касается личности Лжедмитрия, то и здесь полная аномалия: во-первых он не был поляком и никакого к Польше отношения не имел, как и никакая Польша никакой помощи ему не оказала, а во-вторых, ученые-историки до сей поры не уверены, кем же был на самом деле этот человек, выдававший себя за якобы убитого царевича Дмитрия. Немало историков согласны, что Лжедмитрий и был настоящим спасшимся царевичем, ибо его признали многие, даже мать. Но для учебников отобрали версию… Бориса Годунова! А ведь Годунов – это враг Лжедмитрия, который ничего хорошего и сказать не мог про своего соперника. И пока полной ясности не наступило, более чем некорректно писать в учебниках «Лжедмитрий», будто составители учебника знают больше других. Российский авторитетный историк XIX века Костомаров называл его просто Димитрием, полагая, что он в самом деле мог быть царевичем.
Почему же продолжают происходить такие странные аномалии в казалось бы демократической новой России? Кому до сей поры нужен этот явно устаревший для России миф о польской интервенции? Зачем дразнить красной тряпкой соседние славянские страны и сваливать на их головы то, чего они не делали?
ВЕРСИИ
Сейчас простым спортивным методом мы попытаемся вычислить то, кем же был так называемый «Лжедмитрий». Это, на самом деле, не трудно сделать. Просто нужно пересмотреть все реальные версии происхождения царя Дмитрия и постепенно отметать наименее доказуемые и наиболее тенденциозные версии. Вначале разберемся с якобы «польскими корнями» Дмитрия и сугубо польской поддержкой его кампании. Такая версия, сразу оговоримся, самая слабая, но начнем, тем не менее, с неё.
Даже официальная версия излагает, что человек, выдававший себя за выжившего сына царя Ивана IV Дмитрия, назывался Григорием (Юрием) Отрепьевым, т. е. был явно не поляком, но православным русским, со страшными ошибками писавшим по-польски и латински, как и его миссию польский король отказался поддерживать, а паны Польши вообще отказались признавать. Но почему-то польскость всей этой кампании стала вроде как делом неоспоримым для большой части исторической литературы России. И Лжедмитрия-Отрепьева, и особенно его войско по сей день называют поляком, поляками. Отрепьев в русской культуре – литературе, опере, картинах – стал фигурой откровенно негативной.
Историки всегда стремились подчеркнуть якобы некрасивую внешность Лжедмитрия: «Судя по сохранившимся портретам и описаниям современников, претендент был низок ростом, достаточно неуклюж, лицо имел круглое и некрасивое (особенно уродовали его две крупные бородавки на лбу и на щеке), рыжие волосы и тёмно-голубые глаза. При небольшом росте он был непропорционально широк в плечах, имел короткую «бычью» шею, руки разной длины. Вопреки русскому обычаю носить бороду и усы, не имел ни того ни другого».
Странно, что же такого уродливого увидели историки во вполне симпатичных прижизненных чертах портретов Лжедмитрия? На них, как правило, достаточно миловидный молодой человек, аккуратно стриженный и чисто выбритый. Он абсолютно европейской внешности. И почему отсутствие бороды вдруг плохо? Наверное, «очень красиво», когда нечесаная зловонная борода торчит лопатой (в ней по заметкам современников нередко находили остатки недельной давности квашенной капусты), а человек при этом выглядит как разбойник из дремучего леса.
С другой стороны, даже серьезные российские историки полагали, что Григорий Отрепьев был в самом деле выжившим царевичем Дмитрием, прятавшимся в монастырях и в Речи Посполитой (в Беларуси).
Настоящий царевич Дмитрий, за которого выдавал себя Отрепьев, считается погибшим в Угличе в 1591 году при не выясненных до настоящего времени обстоятельствах - от ножевой раны в горло. Его мать обвинила в убийстве девятилетнего Дмитрия пребывавших в Угличе «людей Бориса» Данилу Битяговского и Никиту Качалова, которые немедленно были растерзаны толпой, поднявшейся по набату.
Вскоре после гибели царевича в Углич явилась правительственная комиссия во главе с князем Василием Шуйским, которая после допроса многих десятков свидетелей (следственное дело сохранилось) пришла к выводу о несчастном случае: царевич якобы проколол себе горло ножом, играя в «тычку», когда с ним случился эпилептический припадок. О том, что у царевича ранее были эпилептические припадки, нет никакой информации, кроме как в деле. Это послужило слухам, что припадок вообще сочинили, как и сочинили весь несчастный случай. Сочинили для того, чтобы уберечь и спрятать царевича от Годунова, который хотел его убить.
То, что Дмитрия было легче укрыть, чем убить, писал даже русский историк Костомаров, полагая, что Лжедмитрий мог вполне оказаться спасенным царевичем.
И вот в 1602 году Дмитрий появился! Некий парень по имени Григорий или же сокращенно Юрий и по фамилии Отрепьев «раскрылся» украинскому магнату Адаму Вишневецкому, признавшись, что он и есть выживший царевич Дмитрий.
Правительство Бориса Годунова, получив известие о появлении в Польше (а Польшей огульно называли всю Речь Посполитую, хотя непосредственно Польша не составляла и четверти территории) лица, называвшегося царевичем Димитрием, отправило грамоты к польскому королю Сигизмунду о том, кто именно есть этот человек.
Писалось, что Юрий был на год или два старше царевича Дмитрия. Родился он в Галиче (Костромская волость). Отец Юрия, Богдан, вынужден был арендовать землю у Никиты Романовича Захарьина (деда будущего царя Михаила), чье имение находилось тут же по соседству. Отец погиб в пьяной драке, когда оба сына - Юрий и его младший брат Василий, были ещё малы, так что воспитанием сыновей занималась его вдова. Ребёнок оказался весьма способным, легко выучился чтению и письму, причём успехи его были таковы, что решено было отправить его в Москву, где он в дальнейшем поступил на службу к Михаилу Никитичу Романову.
Спасаясь от «смертныя казни» во время расправы с романовским кружком, Отрепьев постригся в Железноборковском монастыре, расположенном неподалеку от родительского поместья. Однако простая и непритязательная жизнь провинциального монаха его не привлекала: после скитания по монастырям он в конечном итоге вернулся в столицу, где по протекции своего деда Елизария Замятни поступил в аристократический Чудов монастырь. Там грамотного монаха довольно быстро замечают, и он становится «крестовым дьяком»: занимается перепиской книг и присутствует в качестве писца в государевой Думе.
Именно там, если верить официальной версии, выдвинутой Годуновым, будущий претендент начинает подготовку к своей роли. Позже, если верить официальной версии, «чернец Гришка» начинает весьма неосмотрительно хвалиться тем, что когда-нибудь займёт царский престол. Похвальбу эту ростовский митрополит Иона доносит до царских ушей, и Борис приказывает сослать монаха в отдалённый Кириллов монастырь, но дьяк Смирной-Васильев, которому было это поручено, по просьбе другого дьяка Семёна Ефимьева отложил исполнение приказа, потом же совсем забыл о нём. А неизвестно кем предупреждённый Григорий бежит в Галич, затем в Муром, в Борисоглебский монастырь и далее - на лошади, полученной от настоятеля, через Москву в Речь Посполитую, где и объявляет себя «чудесно спасшимся царевичем».
Отмечается, что бегство это подозрительно совпадает со временем разгрома «романовского кружка», также замечено, что Отрепьеву покровительствовал кто-то достаточно сильный, чтобы спасти его от ареста и дать время бежать. Сам Отрепьев, будучи в Речи Посполитой, однажды оговорился, что ему помог дьяк Василий Щелкалов, также подвергшийся затем гонению от царя Бориса.
Этот царский рассказ об Отрепьеве, повторенный позднее и правительством царя Василия Шуйского, вошедший в большую часть русских летописей и сказаний и основанный главным образом на показании или «Извете» Варлаама, был сперва всецело принят и историками. Миллер, Щербатов, Карамзин, Арцыбашев отождествляли Лжедмитрия I с Григорием Отрепьевым полностью, без всяких вопросов. Из новых историков такое отождествление защищали С. М. Соловьев (процарски настроенный историк) и П.С. Казанский, причем последний уже не без некоторых сомнений.
ЦАРЬ-ТО НАСТОЯЩИЙ!
Однако подозрения в правильности таких утверждений – что Лжедмитрий и Отрепьев одно лицо – возникли достаточно рано. Впервые подобное сомнение было высказано митрополитом Платоном («Краткая церковная история»). Затем уже более определенно отрицали тождество Лжедмитрия и Отрепьева А.Ф. Малиновский, М.П. Погодин и Я.И. Бередников.
Версию незаконного сына бывшего польского короля венгерских кровей Стефана Батория выдвинул Конрад Буссов, немецкий наёмник на московской службе, ещё один очевидец времён Смуты. По его словам, интрига начиналась в Москве, среди недовольной правлением Бориса знати. Тот же Отрепьев, по словам Буссова, передал подученному им самозванцу нательный крест с именем Димитрия и в дальнейшем вербовал для него людей в Диком поле.
Современные последователи теории о польском происхождении Дмитрия обращают внимание на его «слишком легкое» вхождение в страну, а также на его якобы «немосковский» говор, при том, что, по сохранившимся сведениям, он совершенно не свободно говорил по-польски, а писал вообще с жуткими ошибками.
Польская линия рассыпается, как пепел. Московский говор – не есть показатель русскости, как и не московский говор не есть показатель польскости. Классический русский язык XVII века остается киевским, далее идут диалекты: литовский или литвинский, он же литовско-русский (старобеларуский), великоросский (новгородский), русинский карпатский и только лишь потом московитский. Не следует забывать, кто «легко» ввел Дмитрия-Григория Отрепьева в Речь Посполитую: магнат Вишневецкий, который был сам вхож в любую дверь «республики обоих народов».
Противники польскости Отрепьева в свою очередь справедливо указывают на то, что Лжедмитрий I, кем бы он ни был, писал с ужасающими ошибками по-польски и на латыни, бывшей в то время обязательным предметом для любого образованного поляка. В частности, слово «император» в письме Дмитрия превращалось в «inparatur», а латинскую речь нунция Рангони в Кракове при встрече с королем и самим нунцием ему приходилось переводить. А ведь фактом является то, что любой гражданин Речи Посполитой, монах, торговец, просто горожанин и особенно шляхтич легко объяснялся по-польски и на латыни, будь он русином (украинцем) или литвином (беларусом) или жемайтом (летувисом).
Но главный аргумент за то, что Дмитрий был не поляк и вовсе не сын Батория, - это недоверие к нему как самих поляков и короля Сигизмунда, так и Папы римского, прямо сравнившего «спасшегося царевича» с лже-Себастьяном португальским.
С другой стороны, пусть Дмитрий и проявил себя на троне Москвы как типичный европейский толерантный руководитель, обращает на себя внимание также его письмо к патриарху Иову, обильно уснащённое церковнославянизмами (что указывает на церковное образование его автора) и наблюдениями, которые, как считается, могли быть сделаны только человеком, лично знакомым с патриархом. То есть, Дмитрий был все же московитом, скорее всего получившим хорошее образование в Речи Посполитой – от того и говорившим не на московском диалекте – но все-таки московитом.
Критики отождествления Лжедмитрия с Отрепьевым обращают внимание на «европейскую образованность» Дмитрия, чего трудно было бы ожидать от простого монаха, на его умение ездить верхом, легко владеть конём и саблей. Но такое могло иметь место, опять-таки, если бы Отрепьев какое-то время провел бы в Речи Посполитой, где с саблей и конем умел обращаться любой шляхтич. А он, Дмитрий-Отрепьев, и провел, обучаясь в Гоще (Беларусь) в арианской школе. Арианство – ответвление протестантской веры, признанное в самой Литве и особенно в Польше радикальным. То, что Дмитрий плохо писал по-польски и латыни, опять-таки доказательство его либо православной, либо протестантской сути. Протестантам Литвы не надо было хорошо знать латынь и польский. Они молились на старобеларуском языке.
И еще одна версия. По предположению Н.М. Павлова, было два самозванца: один (Григорий Отрепьев) был отправлен боярами из Москвы в «Польшу», другой - подготовлен в Польше иезуитами, и последний-то и сыграл роль Димитрия. Это мнение совпадает с мнением Буссова. Но на это почти все российские историки говорят: «Это чересчур искусственное предположение не оправдывается достоверными фактами истории Лжедмитрия I и не было принято другими историками». Но что приняли сами российские историки? Какую версию? Да самую что ни на есть ангажированную! Придуманную Годуновым.
Отмечают также, что Отрепьев был достаточно известен в Москве, лично знаком с патриархом и многими из думных бояр. Кроме того, в Кремлевский дворец во времена царствования «самозванца» был вхож архимандрит Чудова монастыря Пафнутий, которому ничего не стоило бы изобличить Отрепьева. К тому же специфическая внешность Лжедмитрия (большие бородавки на лице, разная длина рук) также усложняла обман.
Таким образом, отождествление Лжедмитрия I с беглым монахом Чудова монастыря Григорием Отрепьевым было впервые выдвинуто как официальная версия лишь правительством Бориса Годунова в его переписке с королём Сигизмундом. Даже с учетом частичной правды Годунова, к его версии нужно относиться предельно осторожно. Но странным образом в учебники попал именно вариант Годунова.
ЦАРЕВИЧ ДМИТРИЙ!
Версия о том, что человек, именующийся в исторических работах «Лжедмитрием», на самом деле был царевичем Дмитрием, спрятанным и тайно переправленным в Речь Посполитую, - версия далеко не одного лишь Отрепьева, она также существует, хотя и не пользуется почему-то популярностью у русских. Хотя вполне понятно, почему. Сторонниками спасения царевича выступали, среди прочих, историки XIX и начала XX века А.С. Суворин, К.Н. Бестужев-Рюмин, подобную версию считал допустимой Казимир Валишевский и другие. Идею о том, что «легче было спасти, чем подделать Димитрия», высказывал Костомаров.
То, что Отрепьев является в самом деле царевичем, подтверждали также и слухи, начавшие ходить вскоре после смерти царевича Дмитрия: якобы убит был некий мальчик Истомин, а подлинный Димитрий спасён и скрывается. Да и слова - какие-то странные, двусмысленные - матери Дмитрия уже после смерти Отрепьева в мае 1606 года наводят на мысль, что это мог быть в самом деле царевич Дмитрий.
С точки зрения сторонников гипотезы спасения Дмитрия, события могли выглядеть так: Дмитрий был подменён и увезён Афанасием Нагим в Ярославль. В дальнейшем он постригся под именем Леонида в монастырь Железный Борк или же был увезён в Речь Посполитую, где воспитывался иезуитами. На его место был приведен некий мальчик, которого наспех выучили изобразить эпилептический припадок, а «мамка» Волохова подняв его на руки, довершила остальное.
Для того чтобы оспорить факт, что подлинный Дмитрий страдал «падучей болезнью», чего отнюдь не наблюдалось у его заместителя, выдвигаются две возможные версии. Первая состоит в том, что вся история об эпилепсии заранее была сочинена царицей и ее братьями, чтобы таким образом замести следы - как основание указывается, что сведения об этой болезни содержатся лишь в материалах следственного дела. Вторая ссылается на известный в медицине факт, что припадки эпилепсии могут сами собой затихать на несколько лет, при том, что у больного формируется весьма определенный склад характера: сочетание великодушия и жестокости, грусти и веселости, недоверия с чрезмерной доверчивостью. Всё это и обнаруживает у первого самозванца Казимир Валишевский.
Собственные грамоты и письма Дмитрия сохранились, в частности, в архивах Ватикана. В письме, адресованном папе Клименту VIII от 24 апреля 1604 года, Дмитрий пишет, что «…убегая от тирана и уходя от смерти, от которой ещё в детстве избавил меня Господь Бог дивным своим промыслом, я сначала проживал в самом Московском государстве до известного времени между чернецами».
Более развёрнутую версию приводит в своем дневнике его жена Марина Мнишек. Считается, что эта версия ближе всего к тому, как описывал Дмитрий при польском королевском дворе и у Юрия Мнишека в Самборе свое «чудесное спасение». Марина пишет:
«Был при царевиче там же некий доктор, родом влах (немец). Он, узнав об этой измене, предотвратил ее немедленно таким образом. Нашёл ребенка, похожего на царевича, взял его в покои и велел ему всегда с царевичем разговаривать и даже спать в одной постели. Когда тот ребенок засыпал, доктор, не говоря никому, перекладывал царевича на другую кровать. И так он все это с ними долгое время проделывал. В результате, когда изменники вознамерились исполнить свой замысел и ворвались в покои, найдя там царевичеву спальню, они удушили другого ребенка, находившегося в постели, и тело унесли. После чего распространилось известие об убийстве царевича, и начался большой мятеж. Как только об этом стало известно, сразу послали за изменниками в погоню, несколько десятков их убили и тело отняли.
Тем временем тот влах, видя, как нерадив был в своих делах Фёдор, старший брат, и то, что всею землею владел он, конюший Борис, решил, что хоть не теперь, однако когда-нибудь это дитя ожидает смерть от руки предателя. Взял он его тайно и уехал с ним к самому Ледовитому морю и там его скрывал, выдавая за обыкновенного ребёнка, не объявляя ему ничего до своей смерти. Потом перед смертью советовал ребенку, чтобы тот не открывался никому, пока не достигнет совершеннолетия, и чтобы стал чернецом. Что по совету его царевич исполнил и жил в монастырях».
Ту же историю пересказал после своего ареста Юрий Мнишек, добавив лишь, что «доктор» отдал спасённого царевича на воспитание некому неназванному сыну боярскому, и тот уже, открыв юноше его подлинное происхождение, посоветовал скрыться в монастыре.
Литвинский шляхтич из Жемайтии Товяновский называет уже имя врача - Симон - и добавляет к рассказу, что именно ему Борис приказал разделаться с царевичем, но тот подменил мальчика в постели слугой:
«Годунов, предприяв умертвить Димитрия, за тайну объявил свое намерение царевичеву медику, старому немцу, именем Симону, который, притворно дав слово участвовать в злодействе, спросил у девятилетнего Димитрия, имеет ли он столько душевной силы, чтобы снести изгнание, бедствие и нищету, если Богу угодно будет искусить твердость его? Царевич ответствовал: «имею!», a медик сказал: «В эту ночь хотят тебя умертвить. Ложась спать, обменяйся бельём с юным слугою, твоим ровесником; положи его к себе на ложе и скройся за печь: чтобы не случилось в комнате, сиди безмолвно и жди меня».
Димитрий исполнил приказание. В полночь отворилась дверь; вошли два человека, зарезали слугу вместо царевича и бежали. На рассвете увидели кровь и мёртвого: думали, что убит царевич, и сказали о том матери. Сделалась тревога. Царица кинулась на труп и в отчаянии не узнала, что мёртвый отрок не сын ее. Дворец наполнился людьми: искали убийц; резали виновных и невинных; отнесли тело в церковь, и все разошлися. Дворец опустел, и медик в сумерки вывел оттуда Димитрия, чтобы спастися бегством в Украину, к князю Ивану Мстиславскому, который жил там в ссылке еще со времен Иоанновых.
Чрез несколько лет доктор и Мстиславский умерли, дав совет Димитрию искать безопасности в Литве. Юноша пристал к странствующим инокам, был с ними в Москве, в земле Волошской, и наконец явился в доме князя Вишневецкого».
Вот такая вот история не очень уж чудесного спасения царевича. И эту историю, путаясь в деталях, рассказывают и другие очевидцы.
В анонимном документе «Краткая повесть о злополучии и счастии Димитрия, нынешнего князя московского», написанном на латинском языке неизвестным, но, видимо, близким Дмитрию человеком, иноземный лекарь уже получает имя Августина (Augustinus) и называется имя «слуги», уложенного в постель вместо царевича, - «мальчик Истомин». В этом варианте повествования убийцы, оставив на месте преступления нож, уверяют угличан, что «царевич зарезался сам в приступе падучей болезни». Лекарь вместе со спасенным мальчиком прячется в монастыре «у Ледовитого океана», где принимает постриг, а возмужавший Димитрий скрывается там до самого побега в Речь Посполитую.
Версии тайной подмены, произведённой с согласия царицы и ее братьев, придерживался француз Маржерет, капитан роты телохранителей при особе царя Димитрия. Маржерету трудно не поверить, ибо он с одной стороны, очевидец, с другой – лицо не заинтересованное.
И вот сам собой напрашивается вывод, о чем говорил еще Конрад Буссов: Отрепьева было два: один настоящий Григорий Отрепьев, доверенное лицо Дмитрия, его друг, телохранитель, а второй – сам царевич Дмитрий, выдававший себя за Отрепьева ради конспирации.
Смелость первого самозванца можно объяснить тем, что он сам знал и искренне верил в свое царственное происхождение, а значит и был таким. Хотя, по большому счету, Дмитрий являлся простым орудием в руках бояр, которые, свергнув Годуновых, в конечном итоге избавились и от него.
И еще, если не доказательство, то аргумент в пользу реальности царевича Дмитрия: лишь в начале XX века были найдены вклады о душе «убиенного царевича Димитрия», сделанные его матерью, но сделанные только где-то в начале XVII века. То есть после объявленного убийства сына мать более десяти лет не делала таких заупокойных вкладов! Почему? Да потому, что тот был жив, она это знала, а делать вклад за живого, даже ради конспирации – грех! А вот с 1606 года делать вклад было уже можно – Дмитрия убили по-настоящему.
Инокиня Марфа, бывшая царица Мария, публично признала Отрепьева-Дмитрия сыном. Позднее делала туманные заявления, заставляющие думать, что Отрепьев и Дмитрий – это одно лицо, но еще позже отреклась от него, объясняя свои действия тем, что самозванец угрожал ей смертью. Хотя как он мог ей угрожать, уже будучи убитым? Конечно, тут ей верить трудно, ибо женщину скорее всего просто заставили так сказать. А вот церковный вклад за убиенного – это факт!
Посылаемые в Польшу грамоты Годунова, взятые историками за основу, несли на себе типичные следы тенденциозной фальсификации. Причина этих подтасовок совершенно ясна – чтобы поляки не помогали Отрепьеву. Но поляки и так не восприняли Отрепьева. Грамоты, может быть, и повлияли, но ни Сигизмунд, ни прочие польские паны не нашли в нём никакого для себя политического интереса, как не видели никакой для себя выгоды в далекой и дикой для них Московии…
Как-то президента России Путина на телемосте с жителями страны учитель истории спросил о планируемом общем для стран СНГ учебнике по истории: с какой точки зрения писать такой учебник. Путин ответил, что такой учебник должен не зацикливаться на какой-то одной точке зрения, а перечислять все версии исторического события, но и давать официальную точку зрения тоже. В принципе, вроде всё верно, хотя трудно понять, как писать историю Северной войны, к примеру, или историю войны с Наполеоном для Беларуси, Украины и России одновременно? В этих войнах россияне и беларусы с украинцами сражались по разные стороны…
Ну, да ладно. Не понятно большее: как теперь освещать историю Смуты, в частности? Если придерживаться неплохого, вроде, совета президента и перечислять версии, то вот, мы их перечислили, но они вновь противоречат официальной точке зрения на «Лжедмитрия», ибо более всего доказывают – это был скорее сын Ивана IV, чем самозванец из Чудова монастыря.
Таким образом, нормальный школьный учебник по истории, если такие еще нужны России, как минимум должен просто перечислить версии, кем мог быть Лжедмитрий, а далее называть его официальное имя на престоле, как он и именовался – Дмитрием. Именно Димитрием называл его и историк Костомаров. И правильно делал. Ну а миф о самозванце был выгоден одним только Романовым. Но их уже нет. А вот миф остался.
