Н. Гоголь. Мертвые души (обед у Собакевича). Русская кухня в поэме Н. В. Гоголя «Мёртвые души

Гастрономические вкусы и наклонности гоголевских помещиков из «Мертвых душ» являются важной характеристикой, средством раскрытия характеров, одним из способов авторской оценки и «инструментом» символизации их образов. В «гастрономическом» пласте «Мертвых душ» выделяются пары персонажей: Манилов - Плюшкин и Коробочка — Собакевич.

Манилов и Плюшкин

Только в гостях у Манилова и у Плюшкина Чичиков не проявляет интереса к обеду. В доме Манилова еда как бы заменена словом, беседой - Павел Иванович ограничивается сомнительного качества «духовной пищей»: «Хозяин очень часто обращался к Чичикову с словами: “Вы ничего не кушаете, вы очень мало взяли”. На что Чичиков отвечал всякий раз: “Покорнейше благодарю, я сыт, приятный разговор лучше всякого блюда”». В действительности блюда на обеде подаются, и еда упомянута: супруга Манилова Лизанька «села за свою суповую чашку», сын Фемистоклюс жует хлеб и едва не роняет каплю из носа в суп; другой сын, Алкид, «начал <…> грызть баранью кость, от которой у него обе щеки лоснились жиром». Однако меню не детализировано, а вкушение пищи гостем не описано.

В экспозиционной характеристике четы Маниловых вкушение пищи присутствует: «Несмотря на то, что минуло более восьми лет их супружеству, из них все еще каждый приносил другому или кусочек яблочка, или конфетку, или орешек и говорил трогательно-нежным голосом, выражавшим совершенную любовь: “Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек”. Само собою разумеется, что ротик раскрывался при этом случае очень грациозно». Однако предметы еды в этом фрагменте, во-первых, словно лишаются питательных признаков, превращаясь благодаря уменьшительно-ласкательным суффиксам в нечто очень субтильное и полуэфемерное.

У Плюшкина же Чичиков есть побрезговал. Сходство ситуаций значимое: если Коробочка, Ноздрев (он, впрочем, на особенный манер) и Собакевич не чураются телесного, удовольствий плоти и их болезнь заключается в неразвитости и/или отсутствии духовного начала, то у Манилова духовное начало измельчало, а у Плюшкина чудовищно извращено.

Однако по признакам, связанным с концептом еды, Плюшкин не только соотнесен с Маниловым, но и противопоставлен ему, как, впрочем, и всем остальным помещикам первого тома. Первая из двух деталей, ниже рассматриваемых, - не еда, а знак еды, но у Плюшкина и реальная еда, будучи испорчена, приобретает чисто виртуальные, семиотические свойства. У него имеются «мраморный позеленевший пресс с яичком наверху» и кулич, который некогда привезла Плюшкину старшая дочь Александра Степановна и которым он хочет угостить Чичикова («сухарь из кулича», «сухарь-то сверху, чай, поиспортился, так пусть соскоблит его ножом <…>»), вероятно, ассоциируются с пасхальной едой – с яйцом и с куличом, которыми разговляются в праздник Христова Воскресения. (Впрочем, о том, что кулич был привезен именно к Пасхе, не упомянуто.) Но яичко, как и весь пресс, очевидно, «позеленевшее»: зеленый цвет (пресс, по-видимому, изготовлен из бронзы, покрывшейся патиной) напоминает о плесени. Символическим значением яйцо наделено еще в повести «Сорочинская ярмарка»: попович рассказывает Хивре о подношениях, полученных его отцом: «<…> Батюшка всего получил за весь пост мешков пятнадцать ярового, проса мешка четыре, книшей с сотню, а кур, если сосчитать, то не будет и пятидесяти штук, яйца же большею частию протухлые». Протухшее яйцо выступает как знак греховности.

А кулич превратился в сухарь. Итак, детали, связанные с символикой Воскресения, поставлены в семантический ряд ‘гниение, умирание’. В этой связи существенно, что фамилия гоголевского персонажа может быть понята как производная от лексемы «плюшка»; соответственно, сам Плюшкин подчеркнуто представлен как подобие засохшего кулича, как «сухарь», омертвевший душой.

Любопытно использование при нравственной характеристике Плюшкина гастрономической метафорики: «Одинокая жизнь дала сытную пищу скупости, которая, как известно, имеет волчий голод и чем более пожирает, тем становится ненасытнее <…>». Плюшкин в этой характеристике - единственный из помещиков, который «не ест», но которого «едят», «съедают» его собственные пороки.

Коробочка и Собакевич

В отличие от предыдущей пары это истинные и даже чрезмерные гурманы (особенно Собакевич). Соответственно, если пороки первых двух имеют скорее духовный характер, то у вторых - скорее «плотский».

Коробочка

Хозяйка угощает Чичикова, в частности, блинами, из которых гость свернул три блина и, обмакнувши их в растопленное масло, отправил в рот <…>

У вас, матушка, блинцы очень вкусны, - сказал Чичиков, принимаясь за принесенное горячее».

Было бы соблазнительно соотнести угощение блинами со славянской ритуальной трапезой по покойнику, причем в роли покойника («мертвой души») может выступать как хозяйка, так и гость или оба персонажа. (Вообще, Коробочка ассоциируется с инфернальным миром, будучи наделена чертами ведьмы и Бабы-яги, о чем писали А.Д. Синявский и М.Я. Вайскопф (Терц А. <Синявский А.Д.> В тени Гоголя. Лондон; Париж, 1975; Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд., испр. и расшир. М.: Рос. гос. гум. ун-т, 2002). Образ Бабы-яги привлекал внимание Гоголя - писателя; она персонаж «Ночи накануне Ивана Купала». Черты Бабы-яги прослеживаются в образе «жертвы могилы», старухи с мутными глазами, отворяющей ворота в <Главах из романа “Гетьман”> У Коробочки Чичиков «чувствовал, что глаза его липнули, как будто их кто-нибудь вымазал медом». Сон может быть в данном контексте заместителем смерти. В волшебных сказках именно Баба-яга испытывает героя, ставя перед ним задачу не уснуть (Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. . СПб.: Изд-во С.-Пб. ун-та, 1996. С. 80-81).

Но Коробочка еще и владелица настоящего меда, который пытается продать заезжему гостю. Мед же - реальный, а не метафорический - наряду с блинами использовался в похоронном обряде: «Пока покойник еще в доме, его угощают блинами: когда пекут блины, первый блин, еще горячий, иногда смазанный медом, кладут на лавку в головах умершего, или на окно, или на божницу. <…> На похоронах и поминках принято подавать кутью <…> вареный ячмень или пшеницу с разведенным водою медом, затем блины, кисель с медом <…> основной напиток - подслащенное медом пиво или брага» (Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография / Пер. с нем. К.Д. Цивиной. М.: Наука, 1991. 356).

Собакевич

Собакевич тоже хлебосол и гурман, но он также и чревоугодник. Вместе с тем он «патриот в еде» - поглощает щи и няню, обвиняя наученного французом губернаторского повара в приготовлении кота под видом зайца и напоминая об обыкновении французов есть лягушек; достается от обжоры Собакевича французам и немцам и за то, что «выдумали диету, лечит голодом!».

Поглощаемая Собакевичем за обедом и усердно предлагаемая Чичикову «няня, известное блюдо, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгом и ножками» - это контекстуально полугротескный образ, фактически метафорическое изображение самого Собакевича, в котором желудок составляет все, а душа и мысль запрятаны необычайно глубоко. Получается, что желудок словно обволакивает всего Собакевича, являясь его покровом, кожей.

Способность Собакевича к поглощению пищи представлена как черта поистине эпическая. Позднее, на приеме в городе, Собакевич в мгновение ока съел осетра.

В быту Собакевича как бы въяве осуществлено то, что было бахвальством у Ноздрева. Таков невероятный индюк ростом с теленка, набитый «невесть чем», кстати «аукающийся» с индейским петухом Коробочки, которому Чичиков сказал «дурака»: теперь, поедая индюка, (Гиперболизированный, громадный индюк напоминает хвастливые рассуждения о своих индейках помещика Ивана Ивановича из повести «Иван Федорович Шпонька и его тетушка») Чичиков словно мстит старому знакомому. А «редька, варенная в меду» заставляет вспомнить о метафорическом меде дома Коробочки.

Весьма красноречиво обращение во время обеда Собакевича к супруге «душенька» и «душа». Лексема, обозначающая душу, ставится в гастрономический контекст, что создает эффект комического оксюморона. Отчасти аналогичный случай представлен в «Ревизоре»: записка городничего на счете («уповая на милосердие Божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек»). Также создается комический эффект: супруга Собакевича как его душа, в теле самого хозяина словно отсутствующая.

Показательно и внутреннее (не осознаваемое самим Михаилом Семеновичем) противоречие между грехом чревоугодия, которому он придается, и ритуальной чистотой в пище и перекрещиванием рта.

Однако отношение к Собакевичу никак не сводится к сатире, отчужденности и т. д. Ранее, в связи с обедом Чичикова в придорожном трактире, Гоголь замечал: «Автор должен признаться, что весьма завидует аппетиту и желудку такого рода людей».

Конечно, эта «исповедь» - признание, эта зависть подсвечены иронией и контрастируют с другим признанием автора в «плюшкинской» главе, уже совершенно серьезным и патетическим, - с признанием в оскудении чувств, в старении души. (Впрочем, для зависти этим «господам» у автора «Мертвых душ» был реальный физиологический резон: Гоголь страдал желудком и был вынужден отказываться от пищи; сетования по этому прискорбному поводу содержатся в его письме А.С. Данилевскому от 31 декабря 1838 г.)

Но изображение обильной трапезы в «Мертвых душах» не сводится к иронической трактовке и к изображению греха чревоугодия, хотя собакевичевское объедание - это, конечно, порок и грех. Во-первых, сытный и даже чрезмерный обед - проявление симпатичного Гоголю хлебосольства. П.М. Бицилли, анализируя образ жизни персонажей «Старосветских помещиков», провел параллель с характеристикой усадебного времяпрепровождения в «Евгении Онегине» (Бицилли П.М. Проблема человека у Гоголя // Бицилли П.М. Избранные труды / Сост., подгот. тексов и коммент. В.П. Вомперского и И.В. Анненковой. М.: Наследие, 1996. С 570). П.М. Бицилли обращает внимание на низкий, комический или полукомический план изображения усадебного быта обоими писателями. Однако этот быт, полный дорогих автору «Евгения Онегина» «привычек милой старины», для Пушкина не только «низкий». Как и для автора «Старосветских помещиков».

Хлебосольство представлено как симпатичная автору черта патриархального быта и как выражение гостеприимства еще в предисловии к первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки»: «Зато уж как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, каких вы отроду, может быть, не ели; а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах. Представьте себе, что как внесешь сот - дух пойдет по всей комнате, вообразить нельзя какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой, что бывает в серьгах. А какими пирогами накормит моя старуха! Что за пироги, если б вы только знали: сахар, совершенный сахар! А масло так вот и течет по губам, когда начнешь есть. <…> Пили ли вы когда-либо, господа, грушевый квас с терновыми ягодами или варенуху с изюмом и сливами? Или не случалось ли вам подчас есть путрю с молоком? Боже ты мой, каких на свете нет кушаньев! Станешь есть - объедение, да и полно».

Панегирик еде в «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» исполнен иронии и даже приобретает мрачный тон в соотнесенности с изображаемой страшной историей ссоры двух пошло самодовольных приятелей: «Не стану описывать кушаньев, какие были за столом! Ничего не упомяну ни о мнишках в сметане, ни об утрибке, которую подавали к борщу, ни об индейке с сливами и изюмом, ни о том кушанье, которое очень походило видом на сапоги, намоченные в квасе, ни о том соусе, который есть лебединая песнь старинного повара, - о том соусе, который подавался обхваченный весь винным пламенем, что очень забавляло и вместе пугало дам. Не стану говорить об этих кушаньях потому, что мне гораздо более нравится есть их, нежели распространяться об них в разговорах». Однако эта ирония, как представляется, не направлена на гастрономические изыски и на гурманство как таковые. По-видимому, аналогичным образом можно трактовать и изображение обеда в повести «Коляска»: «Обед был чрезвычайный: осетрина, белуга, стерляди, дрофы, спаржа, переплеки, куропатки, грибы доказывали, что повар еще со вчерашнего дня не брал в рот горячего, и четыре солдата с ножами в руках работали на помощь ему всю ночь фрикасеи и желе ».

Гоголевские помещики-хлебосолы - Григорий Григорьевич Сторченко (повесть «Иван Федорович Шпонька и его тетушка») и Петр Петрович Петух (второй том «Мертвых душ»). О хлебосольстве богатых помещиков как о глубоко симпатичной ему черте Гоголь упоминает в письме матери из Любека от 25 августа 1829 г.

Сытная, хотя и лишенная «излишеств» Собакевича и гастрономических изысков еда представлена как идиллия трапезы в поэме «Ганц Кюхельгартен». Хозяйка Берта приглашает за стол:

…лучше сядем мы

Теперь за стол, не то простынет все:

И каша с рисом и вином душистым,

И сахарный горох, каплун горячий,

Зажаренный с изюмом в масле». Вот

За стол они садятся мирно;

И скоро вмиг вино все оживило

И, светлое, смех в душу пролило.

А в сознании простонародного рассказчика в повести «Вечер накануне Ивана Купала» вкусная пища даже предстает неотъемлемым признаком загробного благополучия: «Дед мой (Царство ему Небесное! чтоб ему на том свете елись одни только буханцы пшеничные да маковники в меду!) умел чудно рассказывать». Естественно, это высказывание, языческое по сути, подсвечено авторской иронией, однако не подвергнуто автором ригористической оценке.

В письме XXII «Русский помещик (Письмо к Б. Н. Б…..му ) из книги «Выбранные места из переписки с друзьями» вкушение еды, совместная трапеза помещика с мужиками также наделены значением патриархального идиллического пира, соединяющего барина с его крепостными; но также общий обед наделяется и значением религиозным - наподобие общих трапез - агап первых христиан; обед сравнивается с угощением в Светлое Христово Воскресение.

Обед, совместное вкушение пищи для Гоголя имеет особенное значение, и не случайно в этом же письме автор советует: «Заведи, чтобы священник обедал с тобою всякий день. Читай с ним вместе духовные книги: тебя же это чтение теперь занимает и питает более всего». Насыщение плоти и духовная трапеза (вкушение слов из церковных книг) поставлены рядом, хотя, к твых душ Петух (второй том «МДонечно, духовное всецело доминирует.

Механическое, незаинтересованное, «невкусное» поглощение пищи представлено Гоголем как бесспорный изъян, как проявление внутренней ущербности в повести «Шинель», герой которой Акакий Акакиевич Башмачкин «приходя домой, <…> садился тот же час за стол, хлебал наскоро свои щи с и ел кусок говядины с луком, вовсе не замечая их вкуса, ел все это с мухами и со всем тем, что ни посылал Бог на ту пору. Заметивши, что желудок начинал пучиться, вставал из-за стола, вынимал баночку с чернилами и переписывал бумаги, принесенные на дом».

И наконец, обжорство Собакевича и Петуха - сниженный вариант «богатырства» и русской «широты» и безудержности. Собакевич и Петух в этом отношении напоминают персонажа русских волшебных сказок Объедало (сюжет о шести товарищах» - тип АТ 313, например тексты № 137, 138 и 144 из сборника А.Н. Афанасьева; а также текст № 219 «Морской царь и Василиса Премудрая»). Не случайно Собакевич всячески подчеркивает свою «русскость», нещадно браня иноземцев-французов и их кухню. Но ведь и автор - хотя и в совсем ином плане - прославляет русское начало, противопоставляя его иноземным навыкам и обычаям в знаменитом лирическом отступлении о Руси «птице тройке».

Способность к поглощению пищи в огромных количествах представлена как черта эпической героики в повести «Тараса Бульба», в которой Тарас произносит о еде такие слова: «<…> Тащи нам всего барана, козу давай <…>!», текст второй редакции). Они перекликаются с высказыванием Собакевича: «У меня когда свинина - всю свинью давай на стол, баранина - всего барана тащи, гусь - всего гуся!».

Совершенно особенное место занимает в ряду помещиков из первого тома «Мертвых душ» НОЗДРЕВ. Он лжегурман: стремится к изысканности, пытается потрафлять вкусу, но из этого получается нечто чудовищное. Принцип «кучи» безраздельно властвует в ноздревской гастрономии: его повар «руководствовался более каким-то вдохновеньем и клал первое, что попадалось под руку: стоял ли возле него перец – он сыпал перец, капуста ли попалась – совал капусту, пичкал молоко, ветчину, горох, - словом, катай-валяй, было бы горячо, а вкус какой-нибудь, верно, выдет». Так же обстоит дело с вином: «Мадера, точно, горела во рту, ибо купцы, зная уже вкус помещиков, любивших добрую мадеру, заправляли ее беспощадно ромом, а иной раз вливали туда и царской водки». Ноздрев в галерее посещенных Чичиковым помещиков - центральный персонаж, третий из пяти, и как гастроном противопоставлен всем прочим.

Анализ «гастрономического» кода, показывает неполное соответствие гоголевскому тексту господствующих в науке трактовок композиции помещичьих глав. В качестве композиционного принципа назывались и возрастающая мера деградации, омертвления (Белый Андрей. Мастерство Гоголя. М.; Л., 1934. С. 103), и противопоставленность Плюшкина как более сложного и способного к воскресению характера всем прочим (Манн Ю.В. Поэтика Гоголя // Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 1996. 273-282, в известной мере В.Н. Топоров. - Топоров В.Н. Вещь в антропоцентрической перспективе (апология Плюшкина) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Образ. Символ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995). Д.П. Ивинский в композиции первого тома «Мертвых душ» прослеживает симметрические фигуры с Маниловым и Плюшкиным по краям, с которыми Чичиков договорился легче, чем с прочими, и с «тяжелыми» для Чичикова Коробочкой и Собакевичем внутри этой рамки, чьи образы составляют вторую пару, центром же является Ноздрев, в попытке договориться с которым Чичиков терпит полное фиаско (Ивинский Д.П. О композиции первого тома поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» // ). Этот композиционный прием в трактовке Д.П. Ивинского соединен с установкой на чередование двух типов - «актеров» (Манилов и Ноздрев) и «прагматиков» (Коробочка и Собакевич), Плюшкин - «Прореха на человечестве» - за пределами обоих рядов Особое мнение принадлежит М.Я. Вайскопфу, который усматривал в композиции «помещичьих» глав символическое воплощение «стадий падения Софии», признавая вместе с тем возможность воскрешения Плюшкина (Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. 2-е изд., испр. и расшир. М.: Рос. гос. гум. ун-т, 2002. С 517-520). На мой взгляд, ориентация автора «Мертвых душ» на гностическую традицию не доказана.

Если Гоголь действительно задумывался о воскрешении Плюшкина, то, скорее, не потому, что было легче сделать, а потому, что это было труднее. Но если и он способен к воскрешению, то тогда могли духовно возродиться и другие персонажи первого тома. В его лице воскресли бы и все остальные персонажи этой несколько монструозной помещичьей галереи.
© Все права защищены

Поэма «Мертвые души Гоголя в кратком содержании за 10 минут.

Знакомство с Чичиковым

В гостиницу губернского города на небольшой бричке приехал господин среднего возраста довольно приятной наружности. Он снял в гостинице комнату, осмотрел ее и отправился в общую залу обедать, предоставив слугам устраиваться на новом месте. Это был коллежский советник, помещик Павел Иванович Чичиков.

Пообедав, он отправился осмотреть город и нашел, что тот ничем не отличается от других губернских городов. Весь следующий день приезжий посвятил визитам. Был у губернатора, полицеймейстера, вице-губернатора и других чиновников, каждого из которых сумел расположить к себе, сказав что-либо приятное о его ведомстве. На вечер он уже получил приглашение к губернатору.

Приехав в губернаторский дом, Чичиков, помимо всего прочего, познакомился с Маниловым, весьма обходительным и учтивым человеком, и с несколько неуклюжим Собакевичем и так приятно держал себя с ними, что совершенно очаровал их, и оба помещика пригласили нового приятеля к себе в гости. На другой день, на обеде у полицеймейстера, Павел Иванович свел знакомство и с Ноздревым, разбитным малым лет тридцати, с которым они сразу же перешли на ты.

Более недели приезжий жил в городе, разъезжая по вечеринкам и обедам, он показал себя очень приятным собеседником, умеющим поговорить на любую тему. Он умел хорошо держать себя, обладал степенностью. В общем, в городе все пришли к мнению, что это исключительно порядочный и благонамеренный
человек.

Чичиков у Манилова

Наконец Чичиков надумал навестить знакомых помещиков и отправился за город. Сначала он поехал к Манилову. С некоторым трудом нашел он деревню Маниловку, которая оказалась не в пятнадцати, а в тридцати верстах от города. Манилов встретил нового знакомого очень радушно, они расцеловались и вошли в дом, подолгу пропуская друг друга в дверях. Манилов был, в общем-то, приятный человек, на как-то приторно-слащавый, не имел никаких особых увлечений, кроме бесплодных мечтаний, и хозяйством не занимался.

Жена его воспитывалась в пансионе, где ее научили трем главным предметам, необходимым для семейного счастья: французскому языку, фортепьяно и вязанию кошельков. Она была недурна и хорошо одевалась. Муж представил ей Павла Ивановича. Они немного побеседовали, и хозяева пригласили гостя обедать. В столовой уже ждали сыновья Маниловых Фемистоклюс семи лет отроду и шестилетний Алкид, которым учитель повязал салфетки. Гостю продемонстрировали ученость детей, учитель только один раз сделал мальчикам замечание, когда старший укусил младшего за ухо.

После обеда Чичиков объявил, что намерен поговорить с хозяином об очень важном деле, и оба отправились в кабинет. Гость завел разговор о крестьянах и предложил хозяину купить у него мертвые души, то есть тех крестьян, которые уже умерли, но по ревизии еще числятся живыми. Манилов долго не мог ничего понять, потом сомневался в законности такой купчей, но все-таки согласился из
уважения к гостю. Когда же Павел Иванович заговорил о цене, хозяин оскорбился и даже взял на себя составление купчей.

Чичиков не знал, как и благодарить Манилова. Они сердечно попрощались, и Павел Иванович укатил, обещая приехать еще и привезти детям гостинцы.

Чичиков у Коробочки

Следующий визит Чичиков собрался нанести Собакевичу, но начался дождь, и экипаж заехал в какое-то поле. Селифан так неуклюже разворачивал кибитку, что барин вывалился из нее и весь испачкался в грязи. На счастье, послышался лай собак. Они поехали в деревню и попросились ночевать в какой-то дом. Оказалось, что это усадьба некой помещицы Коробочки.

Утром Павел Иванович познакомился с хозяйкой, Настасьей Петровной, женщиной средних лет, из тех, кто вечно жалуется на отсутствие денег, но помаленьку копит и собирает порядочное состояние. Деревня была довольно большая, дома крепкие, крестьяне живут хорошо. Хозяйка пригласила нежданного гостя пить чай, разговор зашел о хозяйстве, и Чичиков предложил купить у нее мертвые души.

Коробочка чрезвычайно испугалась такому предложению, не поняв толком, чего от нее хотят. После долгих разъяснений и уговоров она наконец согласилась и написала Чичикову доверенность, попытавшись продать ему еще и пеньку.

Поев пирога и блинов, испеченных специально для него, гость поехал дальше в сопровождении девчонки, которая должна была вывести экипаж на большую дорогу. Увидав трактир, стоявший уже на столбовой дороге, они ссадили девчонку, которая, получив в награду медный грош, побрела домой, и поехали туда.

Чичиков у Ноздрева

В трактире Чичиков заказал поросенка с хреном и со сметаной и, уметая его, расспросил хозяйку об окрестных помещиках. В это время к трактиру подъехали два господина, один из которых был Ноздрев, а второй — его зять Мижуев. Ноздрев, хорошо сложенный малый, что называется кровь с молоком, с густыми черными волосами и бакенбардами, румяными щеками и очень белыми зубами,
узнал Чичикова и начал ему рассказывать, как погуляли на ярмарке, сколько выпили шампанского и как он проигрался в карты.

Мижуев, высокий светловолосый мужчина с загорелым лицом и рыжими усами, все время уличал приятеля в преувеличениях. Ноздрев уговорил Чичикова поехать к нему, Мижуев, нехотя, тоже отправился с ними.

Надо сказать, что жена Ноздрева умерла, оставив ему двоих детей, до которых ему не было никакого дела, и он переезжал с одной ярмарки на другую, с одного званого вечера на другой. Везде он играл в карты и рулетку и обычно проигрывался, хотя не стеснялся мухлевать, за что порой бывала бит партнерами. Он был веселым, считался хорошим товарищем, но умудрялся всегда напортить своим друзьям: расстроить свадьбу, сорвать сделку.

В поместье, заказав повару обед, Ноздрев повел гостя осматривать хозяйство, в котором не была ничего особенного, и водил два часа, рассказывая невероятные по лжи байки, так что Чичиков очень устал. Подали обед, блюда которого какое-то пригорело, какое-то не доварилось, и многочисленные вина сомнительного качества.

Хозяин подливал гостям, но сам почти не пил. Сильно опьяневшего Мижуева после обеда отправили домой к жене, а Чичиков завел с Ноздревым разговор о мертвых душах. Помещик наотрез отказался продавать их, но предложил сыграть на них в карты, а когда гость отказался, поменять их на лошадей Чичикова или бричку. Это предложение Павел Иванович также отверг и отправился спать. На следующий день неугомонный Ноздрев уговорил его сразиться на души в шашки. Во время игры Чичиков заметил, что хозяин играет нечестно, и сказал ему об этом.

Помещик оскорбился, начал ругать гостя и велел слугам побить его. Спасло Чичикова появление капитана-исправника, объявившего, что Ноздрев находится под судом и обвиняется в нанесении помещику Максимову личной обиды розгами в пьяном виде. Павел Иванович не стал дожидаться развязки, выскочил из дома и уехал.

Чичиков у Собакевича

По дороге к Собакевичу случилось неприятное происшествие. Селифан, задумавшись, не уступил дорогу обгонявшей их коляске, запряженной шестеркой лошадей, и упряжь обоих экипажей так перепуталась, что пришлось долго перепрягать. В коляске сидела старуха и шестнадцатилетняя девушка, очень понравившаяся Павлу Ивановичу…

Скоро приехали в имение Собакевича. Там все было крепко, основательно, прочно. Хозяин, толстый, с лицом, будто вырубленным топором, очень похожий на ученого медведя, встретил гостя и провел его в дом. Мебель была под стать владельцу — тяжелая, прочная. На стенах висели картины, изображавшие античных полководцев.

Разговор зашел о городских чиновниках, каждому из которых хозяин дал отрицательную характеристику. Вошла хозяйка, Собакевич представил ей гостя и пригласил его обедать. Обед был не очень разнообразным, но вкусным и сытным. Во время обеда хозяин упомянул о помещике Плюшкине, проживающем от него в пяти верстах, у которого люди мрут как мухи, и Чичиков взял себе это на заметку.

Очень плотно пообедав, мужчины удалились в гостиную, и Павел Иванович приступил к делу. Собакевич выслушал его, не проронив ни слова. Не задавая никаких вопросов, он согласился продать гостю мертвые души, но заломил за них цену, как за живых людей.

Они долго торговались и сошлись на двух с половиной рублях за душу, причем Собакевич потребовал задаток. Он составил список крестьян, каждому дал характеристику его деловых качеств и написал расписку в получении задатка, поразив Чичикова тем, как толково все было написано. Они расстались довольные друг другом, и Чичиков отправился к Плюшкину.

Чичиков у Плюшкина

Он въехал в большую деревню, поражавшую своей нищетой: избы были почти без крыш, окна в них затянуты бычьими пузырями или заткнуты тряпьем. Господский дом большой, со множеством пристроек для хозяйственных нужд, но все они почти развалились, открыты только два окна, остальные забиты досками или закрыты ставнями. Дом производил впечатление нежилого.

Чичиков заметил какую-то настолько странно одетую фигуру, что сразу и не распознать: баба это или мужик. Обратив внимание на связку ключей на поясе, Павел Иванович решил, что это ключница, и обратился к ней, назвав «матушкой» и спросив, где барин. Ключница велела ему пройти в дом и скрылась. Он вошел и поразился царившему там беспорядку. Всё в пыли, на столе лежат засохшие огрызки, в углу навалена куча каких-то непонятных вещей. Вошла ключница, и Чичиков снова попросил барина. Та сказала, что барин перед ним.

Надо сказать, что Плюшкин не всегда был таким. Когда-то он имел семью и был просто бережливым, хотя и несколько скуповатым хозяином. Жена его отличалась хлебосольством, в доме часто бывали гости. Потом жена умерла, старшая дочь сбежала с офицером, и отец проклял ее, так как не терпел военных. Сын поехал в город поступить на статскую службу. но записался в полк. Плюшкин проклял и его. Когда умерла младшая дочь, помещик остался один в доме.

Скупость его приняла ужасающие размеры, он тащил в дом всякий хлам, найденный по деревне, вплоть до старой подошвы. Оброк собирался с крестьян в прежнем размере, но поскольку Плюшкин запрашивал за товар непомерную цену никто у него ничего не покупал, и все гнило на барском дворе. Два раза приезжала к нему дочь сначала с одним ребенком, потом с двумя, при возила ему подарки и просила помощи, но отец не дал ни копейки. Сын его проигрался и также просил денег, однако тоже ничего не получил. Сам Плюшкин выглядел так, что если бы Чичиков встретил его возле церкви, то подал бы ему грош.

Пока Павел Иванович размышлял, как приступить к разговору о мертвых душах, хозяин начал жаловаться на тяжелое житье: крестьяне мрут, а налог за них надо платить. Гость предложил взять на себя эти расходы. Плюшкин с радостью согласился, приказал поставить самовар и принести из кладовой остатки кулича, который привезла когда-то дочь и с которого нужно было соскоблить прежде плесень.

Потом он вдруг засомневался в честности намерений Чичикова, и тот предложил составить на умерших крестьян купчую крепость. Плюшкин решил всучить Чичикову еще и беглых крестьян, и, поторговавшись, Павел Иванович взял их по тридцать копеек. После этого он (к большому удовольствию хозяина) отказался от обеда и чая и уехал, находясь в великолепном расположении духа.

Чичиков проворачивает аферу с «мертвыми душами»

По дороге в гостиницу Чичиков даже пел. На следующий день он проснулся в прекрасном настроении и сразу сел к столу писать купчие крепости. В двенадцать часов оделся и с бумагами под мышкой отправился в гражданскую палату. Выйдя из гостиницы, Павел Иванович столкнулся с Маниловым, который шел к нему.

Они расцеловались так, что потом у обоих целый день болели зубы, и Манилов вызвался сопровождать Чичикова. В гражданской палате они не без труда разыскали чиновника, занимавшегося купчими, который, только получив взятку, направил Павла Ивановича к председателю, Ивану Григорьевичу. В кабинете у председателя уже сидел Собакевич. Иван Григорьевич дал указания тому же
чиновнику оформить все бумаги и собрать свидетелей.

Когда все было надлежащим образом оформлено, председатель предложил вспрыснуть покупку. Чичиков хотел было поставить им шампанское, но Иван Григорьевич сказал, что они поедут к полицеймейстеру, который только глазом мигнет купцам в рыбных и мясных рядах, и будет готов прекрасный обед.

Так и получилось. Купцы считали полицеймейстера своим человеком, который хоть и обирал их, но не чинился и даже охотно крестил купеческих детей. Обед был великолепный, гости хорошо выпили и закусили, причем Собакевич один умял огромного осетра и потом уже ничего не ел, а лишь молча сидел в кресле. Все развеселились и не хотели отпускать Чичикова из города, а решили его женить, на что тот с удовольствием согласился.

Чувствуя, что стал уже говорить лишнее, Павел Иванович попросил экипаж и на прокурорских дрожках приехал в гостиницу совершенно пьяным. Петрушка с трудом раздел барина, почистил его костюм, и, убедившись, что хозяин крепко спит, отправился вместе с Селифаном в ближайший трактир, откуда они вышли в обнимку и завалились спать поперек на одной кровати.

Покупки Чичикова вызвали в городе много разговоров, все принимал и в его делах живое участие, обсуждали, как трудно ему будет переселить такое количество крепостных в Херсонскую губернию. Разумеется, Чичиков не распространялся, что приобретал мертвых крестьян, все полагали, что куплены живые, и по городу прошел слух, что Павел Иванович миллионщик. Им сразу же заинтересовались дамы, которые в этом городе были очень презентабельны, ездили только в экипажах, одевались модно и изъяснялись изысканно. Чичиков не мог не заметить такого внимания к себе. Однажды ему принесли-анонимное любовное письмо со стихами, в конце которого было написано, что угадать писавшую ему поможет собственное сердце.

Чичиков на балу у губернатора

Через какое-то время Павла Ивановича пригласили на бал к губернатору. Появление его на балу вызвало у всех присутствовавших большое воодушевление. Мужчины приветствовали его громкими возгласами и крепкими объятиями, дамы обступили его, образовав разноцветную гирлянду. Он пытался угадать, какая из них написала письмо, но не мог.

Из их окружения Чичикова вызволила губернаторша, державшая под руку хорошенькую шестнадцатилетнюю девушку, в которой Павел Иванович узнал блондинку из столкнувшееся с ним по дороге от Ноздрева экипажа. Оказалось, что девушка – губернаторская дочь, только что выпущенная из института. Чичиков обратил на нее все свое внимание и говорил только с ней, хотя девушка от его рассказов заскучала и стала зевать. дамам же такое поведение их кумира совсем не понравилось, ведь каждая имела на Павла Ивановича свои виды. Они пришли в негодование и осудили бедную институтку.

Неожиданно из гостиной, где шла игра в карты, в сопровождении прокурора появился Ноздрев и, увидев Чичикова, сразу закричал на всю залу: Что? Много наторговал мертвых? Павел Иванович не знал, куда деваться, а помещик между тем с огромным удовольствием начал рассказывать всем об афере Чичикова. Всем известно было, что Ноздрев лгун, тем не менее его слова вызвали замешательство и толки. Расстроенный Чичиков, предчувствуя скандал, не дождался окончания ужина и отправился в гостиницу.

В то время, когда он, сидя у себя в комнате, проклинал Ноздрева и всех его родственников, в город въехала колымага с Коробочкой. Эта дубинноголовая помещица, беспокоясь, не обманул ли ее каким-то хитрым образом Чичиков, решила самолично узнать, почем нынче мертвые души. На следующий день дамы взбаламутили весь город.

Они не могли понять сути аферы с мертвыми душами и постановили, что покупка сделана для отвода глаз, а на самом деле Чичиков приехал в город, чтобы похитить губернаторскую дочку. Губернаторша, прослышав об этом, учинила ничего не подозревавшей дочери допрос и велела Павла Ивановича больше не принимать. Мужчины тоже ничего не могли понять, но в похищение не очень верили.

В это время в губернию был назначен новый генерал — губернатор и чиновники даже подумали, что Чичиков приехал к ним в город по его поручению для проверки. Потом они решили, что Чичиков фальшивомонетчик, потом, что он разбойник. допросили Селифана и Петрушку, но те ничего вразумительного сказать не смогли. Потолковали и с Ноздревым, который, не моргнув глазом, подтвердил все их догадки. Прокурор настолько переволновался, что его хватил удар, и он умер.

Чичиков же обо всем этом ничего не знал. Он простудился, три дня сидел в своем номере и удивлялся, почему никто из его новых знакомых его не навещает. Наконец он поправился, оделся потеплее и пошел к губернатору с визитом. Каково же было удивление Павла Ивановича, когда лакей сказал, что его принимать не велено! Потом он зашел к другим чиновникам, но все принимали его так странно, вели такой принуждённый и непонятный разговор, что он усомнился в их здоровье.

чичиков уезжает из города

Чичиков долго без цели бродил по городу, а вечером к нему заявился Ноздрев, предложивший за три тысячи рублей свою помощь в похищении губернаторской дочки. Павлу Ивановичу стала понятна причина скандала и он сразу велел Селифану закладывать лошадей, а сам начал собирать вещи. Но оказалось, что лошадей надо подковать, и выехали только на следующий день. Когда проезжали по городу, пришлось пропустить похоронную процессию: хоронили прокурора. Чичиков задернул занавески. К счастью, никто не обратил на него внимания.

суть аферы с мертвыми душами

Павел Иванович Чичиков родился в бедной дворянской семье. Отдавая сына в училище, отец наказал ему жить экономно, вести себя благонравно, угождать учителям, дружить только с детьми богатых родителей, а больше всего в жизни ценить копейку. Все это Павлуша добросовестно исполнял и очень в этом преуспел. не гнушаясь спекулировать съестным. Не отличаясь умом и знаниями, он своим поведением заслужил по окончании училища аттестат и похвальный лист.

Больше всего он мечтал о спокойной богатой жизни, а пока отказывал себе во всем. Он начал служить, но не получал повышения, как ни ублажал своего начальника. Тогда, проведав. что у начальника есть некрасивая и уже не молоденькая дочь, Чичиков стал за ней ухаживать. Дошло даже до того, что он поселился в доме начальника, начал звать его папой и целовал ему руку. Вскоре Павел Иванович получил новую должность и тут же переехал к себе на квартиру. а дело о свадьбе замял. Время шло, Чичиков преуспевал. Сам он взяток не брал, но получал деньги от подчиненных, которые стали брать в три раза больше. Спустя некоторое время в городе организовалась комиссия по постройке какого-то капитального строения, и Павел Иванович пристроился туда. Строение выше фундамента не выросло, зато члены комиссии поставили себе красивые большие дома. На беду сменился начальник, новый потребовал у комиссии отчеты, и все дома конфисковали в казну. Чичикова уволили, и он вынужден был начать карьеру заново.

Он сменил две-три должности, а потом повезло: устроился в таможню, где проявил себя с лучшей стороны, был неподкупен, лучше всех умел находить контрабанду и заслужил повышение. Как только это произошло, неподкупный Павел Иванович сговорился с крупной бандой контрабандистов, привлек к делу еще одного чиновника, и они вместе провернули несколько афер, благодаря которым положили в банк по четыреста тысяч. Но однажды чиновник поссорился с Чичиковым и написал на него донос, дело раскрылось, деньги у обоих конфисковали, а их самих уволили из таможни. К счастью, удалось избежать суда, у Павла Ивановича было припрятано немного денег, и он начал устраивать жизнь снова. Ему пришлось поступить поверенным, и именно эта служба натолкнула его на мысль о мертвых душах. Однажды он хлопотал о залоге в опекунский совет нескольких сот крестьян одного разорившегося помещика. Между делом Чичиков объяснил секретарю, что половина крестьян вымерла и он сомневается в успехе дела. Секретарь же сказал, что если души числятся в ревизской описи, то ничего страшного произойти не может. Вот тогда-то Павел Иванович и надумал скупить побольше мертвых душ и заложить их в опекунский совет, получив за них деньги как за живых. Город, в котором мы встретились с Чичиковым, был первым на его пути к осуществлению задуманного, и теперь Павел Иванович в своей бричке, запряженной тройкой лошадей, ехал дальше.

4.8 (95.91%) 88 votes

Одной из задач Гоголя было подробное изображение в поэме Мертвые души трех российских сословий - чиновников, помещиков и крестьян. Особенное влияние уделяется помещикам, ведь именно с ними Чичиков ведет свои торги.

Все помещики в романе описываются по одной и той же схеме: сперва Гоголь показывает их хозяйство, т.к. это почти их лицо, потом - описывает обед с ними, дабы продемонстрировать человеческие качества, которые проявляются в непринужденной обстановке. И, наконец, завершает портрет торг с Чичиковым, смысла которого ни один из героев не понимает, считает его абсудным.

Хозяйство чиновников как способ создания характеров

Сначала Чичиков попадает к Манилову . Тот производит впечатление рачительного человека, который заботится о своих крестьянах. Но эта иллюзия рушится благодаря цветовому описанию, которое использует Гоголь - все в доме Манилова окрашено в скучный серый цвет. Выясняется, что Манилов давно махнул рукой на свое хозяйство и сейчас занимается исключительно своими проектами, причем совершенно лишенными идей.

Коробочка - помещица довольно богатая и успешная, однако всю свою выручку она не вкладывает в благоустройство дома, а распихивает по множеству мешочков (отсюда и имя). Она не сможет ничего оставить своим наследникам, т.к. слишком скупа.

Ноздрев производит благоприятное впечатление, но когда он водит Чичикова по своему поместью, выясняется, что оно давно пришло в упадок: в конюшне нет лошадей, мельница не работает, поле превратилось в кучу сорняков и кочек. Все свои деньги Ноздрев вкладывает в разведение собак на псарне - это единственное, что ему интересно.

Собакевич отличается ото всех тем, что он действительно заботится о своей усадьбе. В его доме все прочно, надежно, построено на века, однако начисто отсутствует красота и эстетика. Это, по мнению Гоголя, тоже нехорошо.

У Плюшкина в усадьбе люди мрут, как мухи. Он чем-то похож на Коробочку, но даже хуже - он копит постоянно, причем все подряд. Избы крестьян в его усадьбе стоят без крыш, сам дом выглядит инвалидным, неполноценным.

Никто из описанных помещиков не исполняет свой долг - заботиться о поместье - до конца. Также Гоголь подмечает некий парадокс: чем больше челове думает о своем хозяйстве, тем хуже он в итоге живет.

Обед: описание человеческих качеств

Как и в Ревизоре, все герои изначально обладают некими положительными чертами. Однако все хорошо в меру: если довести их до абсудра, то положительное превращается в противоположность.

Манилов во время обеда будто бы искренне стремится услужить своему гостю, однако его поведение выглядит жеманным и неестественным. Причем не только по отношению к гостю, но и к жене, и к детям.

Ноздрев показан как широкий, добрый человек. Но и его доброта может перейти границы: со всеми окружающими он держится очень фамильярно, из-за этой всеобщей дружбы у него возникает тяга к пьянству.

Коробочка и Собакевич - заботливые, бережливые, но жадные хозяева. После обедов у них Чичикову становится плохо, т.к. многие яства сохранились с еще очень давних времен.

Немного отличается от них всех Плюшкин . Ему нечем накормить гостя, однако когда он вспоминает своего друга, на лице у него появляются искренние чувства. У него немного чего есть, но он способен к душевным движениям - это облагораживает образ.

Торг с Чичиковым

У всех помещиков практически одинаковое отношение к покупке мертвых душ. Манилов просто дарит их Чичикову, Собакевич и Коробочка еще и зарабатывают на этом. Только Ноздрев отказывается продавать души, причем исключительно из вредности - ему хочется сделать гадость. Помещики ведут себя необъяснимо, хотя никто из них не хочет вникать в смысл этой сделки.

Эпизод «Чичиков у Плюшкина» интересен в идейно-художественном отношении. Автору удалось нарисовать живые, яркие картины встречи Чичикова с самым отталкивающим помещиком, с «прорехой на человечестве».

Плюшкина Чичиков Павел Иванович посетил последним после Собакевича. Затем герой-предприниматель отправился в город и у себя в трактире составил на всех купленных крестьян купчие крепости. Таким образом, в «дельце» Чичикова данный эпизод является кульминацией. Герой достиг цели. Разоблачение последует потом.

В галерее портретов «мертвых душ» образ Плюшкина тоже является кульминационным, потому что в нем сконцентрировано все отрицательное.

В сцене купли-продажи выразительно раскрывается характер Плюшкина; главная черта героя - это скупость, доведенная до абсурда, перешедшая все границы.

В первую очередь обращает на себя внимание реакция Плюшкина на предложение Чичикова. От радости помещик на какое-то мгновение лишается дара речи. Жадность так «пропитала» его мозг, что он боится упустить возможность обогатиться. Гоголь использует интересную метафору: «радость, так мгновенно показавшаяся на деревянном лице его, так же мгновенно и прошла…» Метафора «деревянное лицо» определяет сущность Плюшкина. У него в душе не осталось нормальных человеческих чувств. Плюшкин, как деревянный брусок, он никого не любит, нисколько не жалеет. Он может только на миг испытать что-то, в данном случае радость от выгодной сделки.

Вскоре к помещику возвращаются привычные для него страх и забота, потому что купчая крепость повлечет за собой какие-то расходы. Этого Плюшкин пережить не в состоянии.

Автор подчеркивает несоответствие между словами героя и его собственным поведением. Возникает следующая комическая ситуация: Плюшкин начинает возмущаться алчностью чиновников, берущих взятки: «Приказные такие бессовестные! Прежде, бывало, полтиной меди отделаешься да мешком муки, а теперь пошли целую подводу круп, да и красную бумажку прибавь, такое сребролюбие!» А сам помещик жаден до последней крайности. Из сцены купли-продажи «мертвых душ» можно узнать новые примеры его скупости. Так, у Плюшкина для всей дворни; и для малых, и для старых «были одни только сапоги, которые должны были находиться в сенях». Или другой пример. Чичикова хозяин хочет угостить ликерчиком, в котором раньше были «козявки и всякая дрянь», а ликер помещался в графинчике, который «был весь в пыли, как в фуфайке». Гротеск помогает вызвать к Плюшкину чувство брезгливости и осуждения.

В сцене также показаны грубость и подозрительность Плюшкина. Он ругает слуг. Например, к Прошке обращается: «Дурачина! Эхва, дурачина!» А Мавру барин называет «разбойницей». Плюшкин всех подозревает в воровстве: «Ведь у меня народ или вор, или мошенник: в день так оберут, что и кафтана не на чем будет повесить». Плюшкин специально прибедняется, чтобы «вырвать» у Чичикова лишнюю копейку. Характерно в этой сцене то, что Плюшкин долго торгуется с Чичиковым. При этом руки его от алчности дрожат и трясутся, «как ртуть». Гоголь находит очень интересное сравнение. Мы ясно понимаем, что Плюшкин утратил человеческий облик.

Автор в этой сцене создает еще одну яркую комическую ситуацию. Когда мы читаем диалог между Маврой и Плюшкиным, то сразу замечаем несоответствие. Ведь барин обвиняет прислугу в воровстве клочка бумаги. И за эту малость он грозит Мавре Страшным судом! Когда ключница нашла бумагу, то Плюшкину ничего не остается, как обвинить Мавру в другом грехе, в излишней расточительности: «…ты схватишь сальную свечу, сало дело топкое: сгорит - да и нет, только убыток, а ты принеси-ка мне лучинку!» есть в этой сцене и авторская оценка персонажа: «И до какой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! Мог так измениться!» Писатель призывает молодых людей сохранить «все человеческие движения», чтобы избежать деградации, чтобы не превратиться в Плюшкина и ему подобных.

Этот эпизод выявил в Плюшкине все его отвратительные качества. Автор называет помещика «бесчувственным» и «пошлым». Для него он - «странное явление», «старичишка». В слове «старичишка» используется уничижительный суффикс, потому что Гоголь не принимает образ жизни этого героя. Он нам показывает его «одеревенение». Во второй раз метафора «деревянное лицо» встречается в ярком сравнении Плюшкина с утопающим. В сердце персонажа скупость заняла свое место, и уже нет надежды на спасение его души.

Чичиков в сцене купли-продажи «мертвых душ» проявляет хитрость, находчивость, лицемерие, жадность. Он ловко уверил Плюшкина, что хочет помочь ему по причине доброй души старика. Чичиков за бесценок скупил у скряги мертвые и беглые души и взял на себя расходы по купчей крепости. Эпизод внес дополнительный штрих к портрету ловкого хищника-приобретателя.

Таким образом, сцена важна для реализации идейного замысла всего произведения. Автор ставит проблему деградации человека. Образ Плюшкина завершает портретную галерею помещиков, каждый из которых духовно ничтожней предшествующего. Плюшкин замыкает цепь. Он - страшный образец нравственного и физического вырождения. Эпизод играет большую роль в раскрытии идеи поэмы. Автор показывает, что «мертвые души», такие, как Плюшкин, Чичиков и другие губят Россию.

Только в гостях у Манилова и Плюшкина Чичиков не проявляет интереса к обеду, в обоих случаях - в отличие от потчевания покупателя мертвых душ Коробочкой, Ноздревым и особенно Собакевичем. В доме Манилова еда как бы заменена словом, беседой - Павел Иванович ограничивается сомнительного качества «духовной пищей»: «Хозяин очень часто обращался к Чичикову с словами: “Вы ничего не кушаете, вы очень мало взяли”. На что Чичиков отвечал всякий раз: “Покорнейше благодарю, я сыт, приятный разговор лучше всякого блюда”». У Плюшкина же Чичиков есть побрезговал. Сходство ситуаций значимое: если Коробочка, Ноздрев (он, впрочем, на особенный манер) и Собакевич не чураются телесного, удовольствий плоти и их болезнь заключается в неразвитости и/или отсутствии духовного начала, то у Манилова духовное начало измельчало, а у Плюшкина чудовищно извращено.

Остановившееся время

Остановившееся или плетущееся черепашьим шагом, вязкое время обволакивает дом Манилова. Поцелуй хозяина и хозяйки, женатых уже восеь лет, но ведущих себя словно молодые супруги, длится столь долго, что «в продолжение его можно было бы легко выкурить маленькую соломенную сигарку». В ответ на предложение Чичикова Манилов «вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства, но чубук хрипел и больше ничего». Не совершающееся появление такового мнения и повторяющиеся «насасывание» и «хрип» чубука (очевидно продолжительный) также соотносятся с остановкой или замедлением течения времени.

Очень и очень долго пытается Манилов управиться с собственной мыслью, неподвижно сидя и предаваясь одному и тому же занятию - курению трубки: «Странная просьба Чичикова прервала вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и все время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина».

Остановившееся время Плюшкина обозначено большим рядом деталей. Это и не идущие часы с обвитым паутиной маятником, и пожелтевшая от старости зубочистка; и старинный «гравюр»; и оставшийся с прошлого года от приезда дочери засохший и заплесневевший кулич, который хозяин считает вполне пригодной для угощения снедью; наконец, это и сломанные часы, которые он было решил подарить приятному гостю.

Особенное, но абсолютно химерическое расположение к гостю

Манилов велеречиво заявляет Чичикову: «О! Павел Иванович, позвольте мне быть откровенным: я бы с радостию отдал половину моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы!..». В реальности эта чувствительная декларация - не более чем пустая риторика, набор означающих, лишенный означаемых. Маниловский порыв в действительности ограничивается дарением мертвых душ и использованием особенной бумаги с каемочкой. Плюшкин на такие поступки не способен, он старательно пытается сэкономить на бумаге, а мертвых и беглых продает, - впрочем, не в пример Коробочке, не беспокоясь, что продешевил, и особенно не торгуясь в отличие от Собакевича. И в этой готовности ограничиться небольшим, но верным прибытком, на мой взгляд, сказывается душевное измельчание несчастного скупца, а не лучшие свойства натуры Плюшкина, как полагает В.Н. Топоров. Однако и этот помещик размышляет о подарке Чичикову: «Оставшись один, он даже подумал о том, как бы ему возблагодарить гостя за такое, в самом деле, беспримерное великодушие. “Я ему подарю, подумал он про себя, - карманные часы: они ведь хорошие, серебряные часы, а не то чтобы какие-нибудь томпаковые или бронзовые; немножко поиспорчены, да ведь он себе переправит; он человек еще молодой, так ему нужны карманные часы, чтобы понравиться своей невесте! Или нет, - прибавил он после некоторого размышления, - лучше я оставлю их ему после моей смерти, в духовной, чтобы вспоминал обо мне”».

И Ю.В. Манн, и В.Н. Топоров придают особенное значение этому душевному движению как подлинно бескорыстному чувству, как свидетельству неполного омертвения персонажа, отличающему его от остальных помещиков. Однако бескорыстие, причем действительное, присуще и Манилову. Правда, готовность Манилова подарить крестьян Павлу Ивановичу не сопровождается подобной авторской интроспекцией, но ее отсутствие можно объяснить не большей мертвенностью этого персонажа, а элементарностью побудительного мотива. Душевное движение Плюшкина не благороднее и чище, а сложнее и «хитрее», поэтому и требуется проникновение во внутренний мир этого героя. Во-первых, Плюшкин сразу решает подарить испорченные, а не исправные часы, во-вторых, он быстро решает подарить их после смерти по духовному завещанию и к тому же проявляет небескорыстную заинтересованность в том, чтобы одаренный вспоминал о нем. Если выспренние и восторженные речи и чрезмерная предупредительность Манилова ориентированы на восприятие зрителя-собеседника, то Плюшкин играет в театр одного актера и зрителя: это пьеса, разыгранная для себя самого, в стремлении предстать добрым и бескорыстным в собственных глазах. Наконец, некоторое расположение хозяина к гостю не вполне бескорыстно, - это «ответ» на вручение Чичиковым Плюшкину денег. Это тонкий самообман, изощренное «иезуитство», впрочем, полностью не исключающее слабого отсвета искреннего чувства, «полупорыва». Проявление живой души в этом размышлении сомнительно. Не случайно повествователь именует проявление не умершего чувства Плюшкина при воспоминании о бывшем однокласснике «последним», а ведь этот эпизод предшествует размышлению Плюшкина о подарке.

3. ПОПЫТКА ИНТЕРПРЕТАЦИИ. ПЛЮШКИН И ПРОЧИЕ

Признаков соотнесенности Манилова и Плюшкина в тексте поэмы более, чем перекличек между образами других помещиков. Но в образе Плюшкина есть соответствия образам всех помещиков первого тома, хотя и не столь многочисленные и яркие, как в случае с Маниловым.

КОРОБОЧКА и ПЛЮШКИН

Вещи. Скопидомство

Подобно Плюшкину – собирателю всяческого «сора», хозяину знаменитой «кучи» Настасья Петровна собирает всякое старье, вещи, как кажется, ненужные. У нее «за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок».

Интересна и характеристика героини и ей подобных: такие «матушки» помещицы «в один мешочек отбирают всё целковики, в другой полтиннички, в третий четвертачки, хотя с виду и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных мешочков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит во время печения праздничных лепешек со всякими пряженцами или поизотрется само собою. Но не сгорит платье и не изотрется само собою: бережлива старушка, и салопу суждено достаться по духовному завещанию племянницы внучатой сестры вместе со всяким другим хламом».

Существенно, впрочем, и отличие – собирательство Коробочки по-своему плодотворно: такая помещица копит не только «хлам», но и бесспорные ценности - деньги. Плюшкинский «сор» абсолютно никому не нужен, урожай и снедь гниют или плесневеют.

Часы. Остановившееся время

Плюшкин призадумался было подарить симпатичному гостю сломанные часы. В доме у Настасьи Петровны «стенным часам пришла охота бить. За шипеньем тотчас же последовало кряхтенье, и наконец, понатужась всеми силами, они пробили два часа таким звуком, как бы кто колотил палкой по разбитому горшку, после чего маятник пошел опять покойно щелкать направо и налево».

Андрей Белый, замечая, что «шип атмосферы, подобный шипу часов Коробочки: “Прижизненная смерть!”», трактовал сравнение их боя с шипением змей как указание на инфернальную (или хотя бы просто «змеиную» и опасную для хозяйки) сущность Чичикова (Белый Андрей. Мастерство Гоголя. С. 23, 44). Однако, поскольку действие происходит в доме Коробочки и часы принадлежат ей, очевидно, они и должны характеризовать хозяйку, а не гостя, странными звуками напуганного. Скорее, змеиное шипение, издаваемое часами, должно указывать на демонические, бесовские черты помещицы, которую М.Я. Вайскопф смело, но выразительно именует «набожной ведьмой»; как знак бесовского начала он трактует также грязь, окружающую имение Коробочки (см.: Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. М., 2002. С. 506-507; змеиное шипение часов как атрибут гоголевского персонажа М.Я. Вайскопф возводит к «шипенью ядовитого змея», обитающего у ведьмы Вахрамеевны из «Аскольдовой могилы» М.Н. Загоскина).

Но бесспорный смысл этой художественной детали – символизация замедлившегося движение, «задохнувшегося», «хрипящего от одышки времени»: метафоры текста («кряхтенье», «понатужась всеми силами») об этом свидетельствуют. В доме Коробочки ход времени затрудненный, в имении Плюшкина оно остановилось, умерло.

Чичикова в доме Настасьи Петровны одолели мухи: «мухи, которые вчера спали спокойно на стенах и на потолке, все обратились к нему: одна села ему на губу, другая на ухо, третья норовила как бы усесться на самый глаз, ту же, которая имела неосторожность подсесть близко к носовой ноздре, он потянул впросонках в самый нос, что заставило его крепко чихнуть, - обстоятельство, бывшее причиною его пробуждения». А у Плюшкина гостю бросаются в глаза «рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом» и чернильница «с множеством мух на дне». Мухи, конечно, ассоциируются с грязью, гниением, нечистотой, как бы указывая на духовную нечистоту и распад «я» обоих помещиков.

Человек-пугало

Плюшкин, одетый в какие-то полулохмотья, не позволяющие различить, мужчина это или женщина, барин или ключница, предстает взору Чичикова и читателей скорее не человеком, а чучелом или пугалом. Но подобные ассоциации, хотя и не в столь акцентированном, полугротескном виде, окружают и Коробочку: в ее огороде на одном их чучел «надет был чепец самой хозяйки».