Л.Н. Андреев Большой шлем. Анализ произведения

Поражали воображение силой и искренностью в желании автора разделить страдания человека необыкновенным, порою болезненным темпераментом в отстаивании излюбленных - то героических, то мрачно-упаднических - идей, стремлении к скоплению эффектов и драматических - часто мелодраматических - ситуаций. Его произведения были непохожи на «традиционную» литературу: они увлекали или отталкивали, но никогда не оставляли равнодушным.

Надломленность юной души

Внук орловского предводителя дворянства и крестьянки, сын бедного землемера писатель познал ужасы городской окраины, полуголодный студенческий быт, мучительный разлад с самим собой, ненависть к бессмысленному существованию «толпы». Шестнадцатилетним гимназистом записал в дневнике: «Придет время, я нарисую людям потрясающую картину их жизни». Он испытал приступы жестокого душевного отчаяния, несколько раз покушался на самоубийство (ладонь левой руки у него была пробита пулей, пальцы скрючены) и одновременно был обуреваем жгучими, разъедающими, честолюбивыми помыслами, жаждой славы и известности. Как-то признался Горькому : «Еще четырнадцати лет я сказал себе, что буду знаменит, или - не стоит жить».

Раннее творчество

Леонид Андреев вошел в литературу в самом конце прошлого века (5 апреля 1898 г. в газете «Курьер» впервые за его полной подписью был помещен пасхальный рассказ «Баргамот и Гараська»). И его ранние рассказы - «Жили-были», «Большой шлем», «Петька на даче», «Гостинец», «Из жизни штабс-капитана Каблукова» и т. д. - явили нам традиционный реализм, демократическую устремленность, заметное влияние Чехова и Горького. Пример - рассказ «Петька на даче» (1898), вызывающий сострадание к грязному и забитому парикмахерскому «мальчику», похожему не на десятилетнего ребенка, а на «состарившегося карлика». Однако уже здесь мотивы, знакомые по чеховскому «Ваньке Жукову», осложнены демонстративным вмешательством автора в судьбу своих героев. Даже в этих по фактуре своей крепких реалистических рассказах ощутимо и нечто иное, новое. «Так бывает; так может быть», - утверждали своими произведениями писатели XIX в. «Да будет так», - как бы говорит Андреев . Уже в этих ранних произведениях ощущаются зачатки того, что Горький назвал «изображением мятежей внутри человека». С течением времени в творчестве Андреева все более преобладали мотивы «социального пессимизма», тяготение к «безднам» человеческой психики и символическим обобщениям в изображении людей. В этом было уже отличие Андреева от писателей традиционного реализма. Он шел не от непосредственных впечатлений жизни, а с поразительным художественным умением подводил материал под загодя заданную схему.

Вот ранний рассказ «Большой шлем» (1899), герой которого Николай Дмитриевич. Масленников умирает за карточным столом в момент своего наивысшего «игроцкого» счастья. И тут - неслыханное дело - оказывается, что партнеры Масленникова, с которыми он много лет коротал в маленьком городке долгие вечера, не знают о нем ничего, даже его адреса... Здесь все подчинено (пусть и в ущерб правдоподобию) идее о трагической разобщенности людей.

Восхождение

Литературная карьера Леонида Андреева складывалась необыкновенно счастливо. Безвестный товарищ присяжного поверенного, вчерашний судебный хроникер газеты «Курьер», он в короткое время выдвигается в первые ряды русских писателей, становится властителем дум читающей публики. Много значило для него знакомство с Горьким (в 1898 г.), перешедшее вскоре в длительную, хотя и неровную, но очень благотворную для него дружбу. «...Если говорить о лицах, оказавших действительное влияние на мою писательскую судьбу, - сказал Андреев, - то я могу указать только на одного Максима Горького, исключительно верного друга литературы и литератора».

Вслед за Горьким Андреев вошел в телешовский литературный кружок «Среда» и демократическое издательство «Знание». Появившийся в 1901 г. сборник его рассказов разошелся в двенадцати изданиях общим тиражом для того времени необычайным - сорок семь тысяч экземпляров. В эту пору он один из ведущих писателей-«знаниевцев», едва ли не самая яркая звезда и созвездии «Большого Максима». Но та же самая сила - зависимость от времени, его приливов и отливов, - которая сделала Андреева соратником Горького, и отдалила его, уведя к другому полюсу литературы.

На все перемены общественной, политической жизни Леонид Андреев откликался с какой-то, хочется сказать, сейсмографической чуткостью. Подхваченный общественным подъемом, он сознает жизнеутверждающую новеллу «Весной» (1902) и «Марсельезу» (1903) - рассказ о пробуждении героического чувства под влиянием товарищеской солидарности в робком и аполитичном обывателе. Когда вспыхнула русско-японская война , он откликается на нее обличительным «Красным смехом», пронизанным пацифистским протестом против бессмысленной бойни. А когда разгорается революция 1905 г., он пишет В. В. Вересаеву: «Вы поверите, ни одной мысли в голове не осталось, кроме революции, революции, революции...» И это не было пустой фразой Андреева, предоставившего свою квартиру для проведения засдания ЦК РСДРП Москвы, заключают в Таганскую тюрьму. Он выступает с пьесой «К звездам», в которой создает образ рабочего-революционера Трейча, близкого Нилу из горьковских «Мещан». Затем наступает реакция, и тот же Андреев оказывается автором антиреволюционного рассказа «Тьма» (1907), появление которого усугубило его расхождения с Горьким. Сам Андреев сказал однажды: «Сегодня я мистик и анархист - ладно; завтра я буду писать революционные вывески... а послезавтра я, быть может, пойду к Иверской с молебном, а оттуда на пирог к частному приставу».

На перепутьях реализма и модернизма

Однако за всеми этими колебаниями маятника - влево, вправо, снова влево и т. д. - все более явственно вырисовывалась общая устремленность художнических поисков Андреева. Писатель, чуткий к социальным противоречиям, он довольно быстро изживает иллюзии сентиментального и несколько благодушного гуманизма и, начинай с «Красного смеха», стремится в обобщенных образах-символах выразить всю противоречивость жизни человеческого общества в его главных, узловых моментах. «Вопрос об отдельных индивидуальностях как-то исчерпан, отошел, - признается Андреев в письме к В. В. Вересаеву в 1906 г., - хочется все эти разношерстные индивидуальности так или иначе, войною или миром, связать с общим, с человеческим». Человек «вообще», - оказавшийся в исключительной ситуации, - вот что привлекает его внимание. «Мне не важно, кто «он» - герой моих рассказов: поп, чиновник, добряк или скотина, делится он в письме к . - Мне важно только одно - что он человек и как таковой несет одни и те же тяготы жизни».

Если говорить об успехе произведений Андреева у читателя, то в течение всех 1900-х гг. он только растет. Ответом на расправу с революционерами является знаменитый «Рассказ о семи повешенных» (1908). Однако внимание писателя концентрируется и здесь на «общих» переживаниях приговоренных к смерти, когда они проходят через этапы мученичества: судилище, пребывание в камере, последнее свидание с близкими, казнь. Все конкретное убрано, остались лишь мучительные ощущения семерых людей вблизи неумолимо надвигающейся смерти. Человек и смерть - такова философская проблема, которую ставит Андреев в «Рассказе о семи повешенных». Преступление и возмездие - суть повести «Губернатор» (1905), где царский сановник, отдавший приказ стрелять в безоружных людей, сам понимает неизбежность расплаты за содеянное и покорно ожидает черный револьверный глазок террориста.

Протест Леонида Андреева, при всем его максимализме, нес в себе глубокое внутреннее противоречие. Увлеченный мрачной философией Шопенгауэра и психологией «подпольного человека» Достоевского, писатель страстно обличает современную культуру, современный город, современное общество, идет, кажется, до последней черты в критике религии, морали, разума. Однако у этой черты его героев встречают скепсис, безверие, мысль о неизбежности страдания и невозможности счастья. Отец Василий («Жизнь Василия Фивейского») внезапно открывает, что там ничего нет, и бросает проклятие не существующему уже для него Богу: «Так зачем же всю жизнь мою Ты держал меня в плену, в рабстве, в оковах? Ни мысли, ни свободы! Ни чувства! Ни вздоха!» Но что ждет его теперь, в свободе безверия? Отчаяние бессмысленной жизни, Доктор Керженцев («Мысль»), совершивший убийство из ревности, постигает тщету человеческого разума и морали, в ницшеанском порыве поднимается над обществом: «Вы скажете, что нельзя красть, убивать, а я вам скажу, что можно убивать и грабить, и это очень нравственно». Однако слабость разума оборачивается против него самого, когда, помещенный в психиатрическую больницу, Керженцев остается наедине «со своим жалким, бессильным, до ужаса одиноким «я». Анархист Савва (одноименная драма) познает всю нелепость общественного устройства и мечтает взорвать общество, культуру и оставить «голого человека» на «голой земле». Но первая же попытка Саввы сломить устои общества (он взрывает в монастыре икону) только приводит к укреплению этих устоев и усилению веры у «толпы».

Революционные мятежи ведут у Андреева к перерождению рыцарей идеи в разбойников, «лесных братьев» (роман «Сашка Жегулев», 1911), вызывают разгул первобытных инстинктов, оргию бессмысленных убийств, уничтожение культурных ценностей, самоистребление (пьеса «Царь-Голод») и, как результат, завершаются реставрацией деспотической власти, торжеством угнетателей (рассказ «Так было», пьеса «Царь-Голод»). Анархический протест, максималистское отрицание буржуазного общества оборачиваются неверием в человека, в его здоровое, творческое начало.

Л. Андреев и символизм

Подобно символистам, Андреев отвергал бытовизм, «плоское описательство». Он устремлялся, пренебрегая реальностью, «вглубь» - к метафизической сущности вещей, чтобы открыть вожделенную «тайну». Но полное безверие приводило его к тотальному отрицанию смысла жизни и ценности человека как такового. Как замечал по этому поводу один из метров символизма Вяч. Иванов, «соединение символизма с атеизмом обрекает личность на вынужденное уединение среди бесконечно зияющих вокруг него провалов в ужас небытия. Герою «Моих записок» (1908), который из-за судебной ошибки много лет просидел в тюрьме, свобода представляется хуже заключения: весь мир видится ему огромной «бессмертной тюрьмой». И выхода из этой тюрьмы, избавления, по Андрееву, нет и не может быть.

«Кто я? - размышлял Андреев в 1912 г., - для благорожденных декадентов - презренный реалист; для наследственных реалистов - подозрительный символист». Осознавая некую двойственность своей идейной позиции и художественного метода, писатель человечески остро переживал это, страдая от глубоких расхождений со своим недавним другом Горьким.

Писатель-экспрессионист

Кто же был Леонид Андреев? К какому направлению принадлежит его творчество Он явился одним из первых, самых ранних представителей экспрессионизма и литературе (от франц. ехрresssion - выражение, выразительность) - направления, сложившегося в период первой мировой войны и последовавших за ней революционных потрясений и передавшего ощущение кризиса буржуазного мира. «Русские модернисты, - замечает теоретик литературы П. В. Палиевский, - чисто шли впереди своих западных коллег, но им явно не везло с международным признанием...»

Экспрессионизм, возникший в Германии сначала как направление в живописи, пришел на смену импрессионизму: «изображение» заменяется «выражением», кричащее «я» художника вытесняет предмет; в сравнении с предшествующим искусством «эго не глаза, а рот» (по характеристике австрийского писателя Германа Бара). Этот крик на самой высокой ноте, рационалистическая символика, нарочитый схематизм в построении характеров, «освобожденных» от всего неконкретного, скопление таинственных и ужасных событий чрезвычайно характерны для произведений Андреева.

Под оплывающей свечой, которую держит Некто в сером, проходит бессмысленная жизнь Человека, сопровождаемая равнодушными словами зловещего резонера: «В ночи небытия вспыхнет светильник и будет гореть, пока человек, ограниченный зрением, не видя следующей ступени жизни, пройдет все их и возвратится к той же ночи, из которой вышел, и сгинет бесследно. И жестокая судьба людей станет и его судьбой» (драма «Жизнь Человека»). На пышный карнавал к герцогу Лоренцо вместо друзей являются страшные призраки. И, окруженный наступающими на него черными масками, сходит с ума молодой герцог и, безумный, гибнет в пламени пожара («Черные маски», 1908).

Впрочем, Леонид Андреев почти одновременно работал над произведениями абстрактно-символического характера и произведениями реалистической ориентации. Одним и тем же 1908 г. помечены глубоко психологический «Рассказ о семи повешенных» и фантастическая драма «Черные маски», в 1910 г. появляется бытовая пьеса о студенчестве «Gaudeamus» и сугубо символистская «Анатема». Более того, в самих произведениях, насыщенных абстрактной символикой, мы встретим и сугубо реалистические сцены («Жизнь Человека»), Андреев ищет новые формы изобразительности, стремится расширить возможности литературы.

Художественное своеобразие

Протест против подавления личности - вот проблема проблем андреевского творчества. Этой цели подчинены все художественные средства - приподнятая риторика в пьесах и прозе, исключительные ситуации, неожиданные повороты мысли, обилие парадоксов, форма исповеди, записок, дневника, когда до предела обнажается душа «разобществленного человека». Горький сетовал в воспоминаниях на то, что Андреев, в товарищеских умевший «пользоваться юмором гибко и красиво», в рассказах «терял - к сожалению - эту способность». Но и это было связано у Андреева с концепцией обезличенного человека, возникающей даже из комических и как будто безобидных положений. Маленький, робкий чиновник второго департамента Котельников в легком подпитии выпаливает: «Я очень люблю негритянок», вызывая хохот сослуживцев и начальства («Оригинальный человек»). Бытовой анекдот? Но Андреев разворачивает его в трагикомедию. Вырвавшаяся фраза так сильно «метит» чиновника, что подчиняет всю его судьбу. Им гордятся безликие сослуживцы, безликий столоначальник.

В большинстве произведений Андреева остродраматические столкновения мысли и воли разворачиваются в «очищенной» от внешнего мира среде, которой становится сама мятущаяся душа героя. Идея обезличениости людей воплощается в серии масок, лишенных конкретных и индивидуальных черт: Человек, Отец Человека, Соседи, Доктор, Старухи и т. д. (драма «Жизнь Человека»). Появляются и персонажи, выражающие состояние души или отвлеченные идеи, как-то: Зло, Рок, Разум, Бедность и т. п. Обезличенные люди безвольно отдаются во власть действующих вне их таинственных сил. Отсюда значительная роль фантастики в творчестве Андреева, который обращается к наследству Эдгара По («Маска красной смерти», «Праздник мертвецов», «Яма и часы») или прямо переосмысляет его новеллу «Падение дома Эшер» в рассказе «Он» (1912). Драма идей, которой является все творчество Андреева, приводит его к увлечению Достоевским, чье воздействие ощущается и в нервном, напряженном языке, и в выборе героя, самоуглубленного фанатика, одержимого сверхидеей «человека из подполья». Задолго до немецких экспрессионистов (Э. Геллер, Г. Кайзер, Л. Франк), а также близкого им Ф. Кафки Андреев с незаурядной, трагической силой выразил страдания одинокой личности, мучающейся в условиях «машинного мира».

Последние годы

Первая мировая война вызвала у большинства русских литераторов прилив патриотических устремлений. Андреев оказался в авангарде этого поветрия. «Начав войну, заявляет он в интервью газете «Нью-Йорк тайме» в сентябре 1914 г., - мы доведем ее до конца, до полной победы над Германией; и здесь не должно быть ни сомнений, ни колебаний». Он пишет десятки статей, участвует в редактировании журнала «Отечество», а в 1916 г. возглавляет литературный отдел органа крупной буржуазии «Русская воля». В пьесе «Закон, король и свобода» Андреев воспевает союзника по борьбе с Германией - бельгийского короля Альберта. 18 октября 1915 г. он выступает со статьей «Пусть не молчат поэты», в которой призывает воспеть войну. Действительность обманула ожидания Андреева. Февральская революция, развал на фронтах, разруха, голод, стачки и демонстрации, близящаяся новая революция - все это лишь усилило у Андреева прорывавшееся и ранее чувство смятения и даже отчаяния. «Мне страшно! - восклицает он в одной из статей, напечатанной 15 сентября 1917 г. на страницах газеты «Русская воля» (где Андреев возглавлял литературный отдел). - Как слепой, мечусь я в темноте и ищу Россию. Где моя Россия? Мне страшно. Я не могу жить без России. Отдайте мне Россию! Я на коленях молю вас укравших Россию: отдайте мне Россию, верните, верните». В разгар революционных событий он перебирается в Финляндию, на свою дачу в Райволо, и оказывается отрезанным от России, по которой жестоко тоскует.

В революционерах-большевиках он увидел только «гоевскиет рожи и низкие лбы», но художественно отразить русскую трагедии» Леонид Андреев не успел и, видимо, не мог. Он лишь протестовал: «Надо совсем не знать разницы между правдой и ложью, между возможным и невероятным, как не знают ее сумасшедшие, чтобы не почувствовать социалистического бахвальства большевиков, их неистощимой лжи, то тупой и мертвой, как мычание пьяного, как декреты Ленина, то звонкой и виртуозной, как речи кровавого шута Троцкого».

В Финляндии Андреев работает над романом «Дневник Сатаны», где сатирически изображает империалистическую Европу накануне первой мировой войны. Он во власти отчаяния в страха. Его сознанию видится гибель привычной, устойчивой России и впереди - только хаос, разрушение. «Как телеграфист на тонущем судне посылает ночью, когда вокруг мрак, последний призыв: «На помощь! Скорее! Мы тонем! Спасите!» - так и я, движимый верою в доброту человека, бросаю в пространство и мрак свою мольбу о тонущих людях... Ночь темна... И страшно море! Но телеграфист верит и упрямо зовет - зовет до последней минуты, пока не потухнет последний огонь и не замолчит навсегда его беспроволочный телеграф», - пишет он в одном из самых последних произведений «Спасите! (SOS)».

Вопросы

1. В чем принципиальное отличие рассказа «Большой шлем» от традиций реализма? Почему для четверых одиноких людей игра в вист становится единственным смыслом жизни? Объединяет или еще более разобщает героев это занятие?
2. Как характеризует Масленникова его заветная мечта выиграть «большой шлем»?
3. Как относятся игроки к любому вторжению в их замкнутый мир (дело Дрейфуса, известие об аресте сына Масленникова)?
4. Какова главная печаль героев, оставшихся после смерти Николая Дмитриевича?
5. Охарактеризуйте пьесу «Царь-Голод» как явление театра символизма.
6. Какие герои-символы выступают в этой пьесе и каково идейное наполнение главного символа - Царя-Голода?
7. Объясните на примере этой пьесы взгляд писателя на насильственное преобразование общества. Какие разрушительные силы, по мнению Л. Андреева, способны разбудить восстание народа?
8. В чем проявился глубокий пессимизм писателя?
9. Каковы концепция жизни и мироощущения в прозе Л. Андреева?

СПОСОБЫ МИРОМОДЕЛИРОВАНИЯ В РАССКАЗЕ Л. АНДРЕЕВА «БОЛЬШОЙ ШЛЕМ»: ЖАНРОВЫЙ АСПЕКТ

Высокая степень семиотичности жанра литературного произведения позволяет использовать жанровый анализ как способ постижения целостности текста. Для теоретиков формальной школы признаки жанра являются доминирующими 1 . Это, в свою очередь, предполагает то, что структура литературного произведения может быть постигнута через жанр. В работах М.М. Бахтина говорится о тесной связи жанра с тематикой произведения и мировидением автора 2 . Понятие «жанровое содержание», введённое Г.Н. Поспеловым, оказывается важным для жанрового анализа, направленного на осмысление эстетической концепции действительности, воплощённой в тексте.

Существует и иное понимание возможностей жанрового анализа. Так, анализ в аспекте рода и жанра А.Б. Есин в своей монографии «Принципы и приёмы анализа литературного произведения» относит к вспомогательным видам анализа. миромоделирование поэтика персонаж жанровый

Наиболее продуктивным нам представляется жанровый анализ, опирающийся на онтологический аспект, который позволяет рассматривать жанр как «некий тип миросозидания, в котором определённые отношения между человеком и действительностью выдвигаются в центр художественной Вселенной и могут быть эстетически постигнуты и оценены в свете всеобщего закона жизни» 5 .

Сказанное выше фокусирует наше внимание не на описательном, а на функциональном подходе к проблеме жанра литературного произведения, что, в свою очередь, приводит к тому, что основной задачей является не жанровая идентификация произведения, а исследование того, как жанровая структура соотносится с воплощённой в произведении моделью мира, как взаимодействуют в пределах одного текста различные жанровые стратегии.

Эта задача, на наш взгляд, наиболее последовательно реализована

Н.Л. Лейдерманом 6 , который предлагает жанровый анализ текста соотносить с системой носителей жанра. Разработанная им теоретическая модель жанра положена в основу анализа рассказа Л. Андреева «Большой шлем».

Рассказ «Большой шлем» впервые был опубликован в московской газете «Курьер» 14 декабря 1899 года. Существует практика рассмотрения данного текста в ряду других ранних рассказов писателя, сориентированных преимущественно на реалистическую традицию. Однако, анализируя тексты Л. Андреева, следует учитывать точку зрения автора монографии о творчестве писателя Л.А. Иезуитовой: «Деление творчества Л. Андреева на традиционно-реалистическое и философское или какое-то другое (нереалистическое, полуреалистическое, модернистское, экспрессионистское, символическое, экзистенциалистское) иногда правомерно, но чаще это лишь удобная для изложения материала схема. Обе неравных половины творчества Андреева существуют как единый организм, во взаимосвязи и взаимопроникновении не могут быть поняты друг без друга, вне общего контекста, созданного ими же» 7 . Это замечание, на наш взгляд, имеет прямое отношение к рассказу «Большой шлем». Жанр, который характеризуется определёнными способами моделирования действительности, отражает эту двойственность текста.

В рассказе мы можем обнаружить три способа миромоделирования - метафорический (символический), метонимический и ассоциативный. В рассказе как в жанре малой прозы господствующим является метонимический принцип. Суть его заключается в том, что случай, существенный аспект жизни, позволяет составить представление о всеобщем смысле бытия, о мире в целом. Функционирование данного принципа можно сравнить с системой расходящихся кругов. Четыре игрока в вист находятся в замкнутом пространстве «глухой» 8 комнаты. Границы этого круга кажутся непроницаемыми для «тревожной и чуждой» 9 жизни. С этим образом связано звучание темы футлярного существования людей, сознательно отгородившихся от реальности. Эта тема сближает А.П. Чехова и Л. Андреева, неслучайно рассказ «Большой шлем» называют одним из самых «чеховских» в творчестве писателя 10 . Но за пределами комнаты всегда существовала, существует и будет существовать иная жизнь. Внутри время течёт плавно по кругу («Так играли они лето и зиму, весну и осень» 11), это время в чистом своём выражении, оно утратило конкретность. Об этом свидетельствуют такие временные формулы, как «одно время», «временами». Перед нами формальные признаки идиллического хронотопа: отграниченность от остального мира, цикличность времени, статичность, обусловленная повторяемостью событий. Впрочем, об идиллии применительно к тексту Л. Андреева можно говорить лишь в ироническом ключе. Следует отметить, что первая публикация рассказа имела жанровый подзаголовок «идиллия». Однако идиллическое течение времени характерно только для первой части рассказа, вторая часть начинается с фиксации точной даты, повествование становится динамичным, читателя охватывает напряжённое ожидание того, что произойдёт что-то исключительное.

За пределами комнаты время течёт в биографическом и историческом измерениях. Мы выясняем, что у двух игроков - Евпраксии Васильевны и её брата Прокопия Васильевича - было прошлое: «Он потерял жену на второй год после свадьбы и целых два месяца после того провёл в лечебнице для душевнобольных; сама она была незамужняя, хотя когда-то имела роман со студентом». У Николая Дмитриевича есть настоящее - «старший сын за что-то арестован и отправлен в Петербург» 13 . И только жизнь Якова Ивановича полностью ограничивается тем временным кругом, с которым связана игра в винт. На это, в частности, указывает следующая портретная деталь: «. маленький, сухонький старичок, зиму и лето ходивший в наваченном сюртуке» 14 (курсив наш. - Л.С.). Внешний мир присутствует в тексте во многом благодаря Николаю Ивановичу, который приносил «слабые отголоски этой тревожной и чуждой жизни» 15 , он, с разговорами о погоде, о деле Дрейфуса, менее всего вписывается в границы, заданные карточной игрой. Заметим, что это единственный герой, наделённый фамилией (Масленников). Это знак принадлежности к тому миру, который находится за пределами карточного круга, и знак неутраченной индивидуальности героя. Наконец, есть в тексте рассказа и третий круг, соотнесённый с речевой зоной повествователя, он поражает своими космическими масштабами и вневременными характеристиками. Повествование, ведущееся от третьего лица, носит отстранённый характер, усиливает эффект отчуждения. Лишь в финале на миг этот круг открывается для Якова Ивановича, когда он осознаёт, что такое смерть, беспомощно плачет и понимает, что все попытки «обойти» судьбу бессмысленны.

Ассоциативный принцип миромоделирования связан с мотивом карточной игры. В сознании читателя выстраивается целый ряд литературных ассоциаций, в первую очередь тех, где сопряжены мотивы карточной игры и смерти: «Пиковая дама» А.С. Пушкина, «Маскарад» и «Штосс» М.Ю. Лермонтова, «Смерть Ивана Ильича» Л.Н. Толстого. Мотив одушевления, очеловечивания карт заставляет вспомнить не только «Пиковую даму» А.С. Пушкина, но и «Игроков» Н.В. Гоголя, и рассказ

А.П. Чехова «Винт», где эта тема предстаёт в юмористическом, сниженном ключе. Ассоциативный ряд, связанный с темой «футлярной жизни», также обращает нас к произведениям А.П. Чехова.

Образ, вырастающий из синтеза ассоциаций, восходит к метафоре «жизнь - игра». При этом речь идёт не о сравнении жизни с игрой, как, например, в драме М.Ю. Лермонтова «Маскарад». Метафора Л. Андреева реализует, доводит до логического конца мотив очеловечивания карт. Именно метафорический принцип позволяет обозначить специфику той модели мира, которая создаётся в рассказе Л. Андреева. Писатель рисует момент замещения, подмены реальности некой условной, фантастической схемой. Гротескная деформация как принцип миромоделирования характерна для экспрессионизма. Чем больше люди, играющие в карты, замыкаются в ситуации игры, тем больше они попадают под власть карт. Наконец, становится очевидным: не люди играют в карты, а карты играют людьми. Такого рода метафора оказывается весьма характерной для поэтики экспрессионистов. Достаточно вспомнить микроновеллу о короле, который «игрывал в людей», а теперь сам превратился в игральную карту в рассказе Сигизмунда Кржижановского «Странствующее “странно”».

Люди утрачивают свою индивидуальность, но всё большую индивидуальность начинают приобретать карты, они становятся значительнее людей, обретают «свою волю, свои вкусы, симпатии и капризы» 16 . В связи с этим смерть Николая Дмитриевича может рассматриваться и как результат его болезни (грудная жаба, паралич сердца) и как волеизъявление карт, с которыми связаны мотивы судьбы, рока. Почему жертвой карт становится именно Николай Дмитриевич? Он отличается от своих партнёров тем, что не утратил вкуса к жизни, не научился скрывать свои чувства, даже в пределах тех границ, которые обозначены карточной игрой, не утратил способности мечтать и испытывать сильные страсти. Описанию отношений героя и карт в рассказе отведено значительное место. Для всех игроков карты давно утратили «значение бездушной материи» 17 . Николай Дмитриевич Масленников в большей степени, чем остальные герои, осознаёт свою зависимость от воли карт, не может примириться с их прихотливым нравом, пытается их переиграть. В отношении карт к Николаю Дмитриевичу «чувствовалось что-то роковое, фатальное» 18 .

Непохожесть, чужесть Николая Дмитриевича всячески подчёркивается автором. Чужесть в литературе экспрессионизма оформляет характер и специфику отношений во всех без исключения сферах, составляя ядро концепта отчуждение. Футлярность существования игроков в вист, их отгороженность от мира - это один из аспектов отчуждения. Изолированность героев, которые ничего не знают и не хотят знать друг о друге, - это ещё один уровень отчуждения. Место чужого в рассказе, освободившееся в связи со смертью Николая Дмитриевича, не будет пустовать. Кого в следующий раз выберут карты? Якова Ивановича? Евпраксию Васильевну? Её брата, боявшегося «слишком большого счастья, за которым идёт такое же большое горе» 19 ? В финале рассказа мы явственно ощущаем дыхание смерти как дыхание вечности, это доминантное ощущение экспрессионистов. Но даже смерть не в силах разорвать привычный круг существования героев.

Таким образом, мы видим, как экспрессионизм выступает своеобразным вторым слоем, накладывающимся на реалистическую основу.

Характерный для экспрессионизма приём сдвига и алогизм ещё не обнаруживают себя столь явственно, как, например, в более позднем рассказе Л. Андреева «Красный смех», однако и в «Большом шлеме» мы находим совмещение конкретной натуралистической детализации («бумажка от тянучки» на подошве сапога покойника) и мистически звучащих мотивов судьбы и смерти. Немотивированность переходов от бесконечно малого к бесконечно большому: «Так играли они лето и зиму, весну и осень. Дряхлый мир покорно нёс тяжёлое ярмо бесконечного существования и то краснел от крови, то обливался слезами, оглашая свой путь в пространстве стонами больных, голодных и обиженных», 20 - это тоже отличительная черта поэтики экспрессионизма. Пожалуй, самым ярким примером немотивированности, странности оказывается звучащий в финале неожиданный вопрос Евпраксии Васильевны:

«А вы, Яков Иванович, всё на той же квартире?». Вопрос, которым заканчивается рассказ, обретает особую значимость ещё и потому, что не предполагает ответа.

Рассказ Л. Андреева, статичный в начале и динамичный во второй части, позволяет соотнести его с двумя жанровыми стратегиями - новеллистической и этологической (нравоописательной). При этом первая оказывается лишённой своих сущностных характеристик и сохраняет лишь некоторые формальные особенности. Так, мы можем обнаружить в тексте неожиданную развязку, изображение таинственной игры судьбы с человеком, видим, как писатель сводит жизненный материал в фокус одного события, что характерно для новеллы. Вместе с тем назвать неожиданную развязку новеллистическим пуантом, поворотом ситуации к противоположному или выявлением в характере персонажей новых для читателя свойств мы не можем. Смерть Масленникова ничего не меняет, жизненный круг, обозначенный карточной игрой, не разорван. Даже отступивший от своих правил Яков Иванович делает это в первый и последний раз.

Размеренное, детализированное описание среды в её относительно устойчивом состоянии, изображение статичных характеров персонажей позволяет выделить это - логическую составляющую в рассказе. При этом объектом изображения являются не социальные роли героев, а психология игроков, которые в человеке видят не человека, а партнёра по игре. Эта составляющая и формирует ту реалистическую основу, в которую вплетены элементы экспрессионистской поэтики.

Примечания

1 См.: Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В. Томашевский. - М., 2 1996.
2 См.: Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин. - М., 1979; Медведев, П.Н. (Бахтин М.М.) Формальный метод в литературоведении / П.Н. Медведев (М.М. Бахтин). - Л., 1927.
3 См.: Поспелов Г.Н. К вопросу о поэтических жанрах / Г.Н. Поспелов // Доклады и сообщения филологического факультета МГУ. - 1948. - Вып. 5. - С. 59-60.
4 См.: Есин А.Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения: учеб. пособие / А.Б. Есин. - М., 1999. В отдельных случаях, по мысли автора, жанр может помочь в анализе, указать, на какие стороны произведения следует обратить внимание. Возможности жанрового анализа ограничиваются тем, что далеко не все произведения имеют чёткую жанровую природу, а в том случае, когда жанр определяется однозначно, это «не всегда помогает анализу, поскольку жанровые структуры зачастую опознаются по второстепенному признаку, не создающему особого своеобразия содержания и формы» (С. 221). Впрочем, это замечание автор относит в большей степени к анализу лирических жанров. Когда речь идёт об анализе эпических произведений, в первую очередь, рассказа, жанровый аспект представляется существенным (С. 222).
5 Практикум по жанровому анализу литературного произведения / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий, Н.В. Барковская и др. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2003. -С. 24.
6 Там же. С. 15-24.
7 Иезуитова Л.А. Творчество Леонида Андреева. 1892-1906 / Л.А. Иезуитова. - Л., 1975. - С. 65.
8 Андреев Л.Н. Большой шлем / Л.Н. Андреев // Избранное. - М., 1982. - С. 59.
9 Там же. С. 59.
10 Беззубов В.И. Леонид Андреев и традиции русского реализма / В.И. Беззубов. - Таллинн, 1984.
11 Андреев, Л. Н. Указ. соч. С. 59.
12 Там же. С. 58.
13 Там же. С. 62.
14 Там же. С. 58.
15 Там же. С. 59.

М. Горький считал «Большой шлем» лучшим рассказом Л.Н. Андреева. Высокую оценку произведению дал Л.Н. Толстой. В карточной игре «большим шлемом» называется положение, при котором противник не может взять старшей картой или козырем ни одной карты партнера. На протяжении шести лет три раза в неделю (по вторникам, четвергам и субботам) Николай Дмитриевич Масленников, Яков Иванович, Прокопий Васильевич и Евпраксия Васильевна играют в винт. Андреев подчеркивает, что ставки в игре были ничтожными и выигрыши небольшими. Однако Евпраксия Васильевна очень ценила выигранные деньги и отдельно откладывала их в копилку.

В поведении героев во время карточной игры явственно видно их отношение к жизни в целом. Пожилой Яков Иванович никогда не играет больше четырех, даже если у него на руках была хорошая игра. Он осторожен, предусмотрителен. «Никогда нельзя знать, что может случиться», - так комментирует он свою привычку.

Его партнер Николай Дмитриевич наоборот всегда рискует и постоянно проигрывает, но не унывает и мечтает отыграться в следующий раз. Однажды Масленников заинтересовался Дрейфусом. Альфред Дрейфус (1859-1935) - офицер французского генерального штаба, которого в 1894 году обвинили в передаче Германии секретных документов, а потом оправдали. Партнеры сначала спорят о деле Дрейфуса, но вскоре увлекаются игрой и замолкают.

Когда проигрывает Прокопий Васильевич, Николай Дмитриевич радуется, а Яков Иванович советует в следующий раз не рисковать. Прокопий Васильевич боится большого счастья, так как за ним идет большое горе.

Евпраксия Васильевна - единственная женщина в четверке игроков. При крупной игре она с мольбой смотрит на брата - своего постоянно партнера. Другие партнеры с рыцарским сочувствием и снисходительными улыбками при этом ожидают ее хода.

Символический смысл рассказа состоит в том, что вся наша жизнь, по сути, может быть представлена как карточная игра. В ней есть партнеры, есть и соперники. «Карты комбинируются бесконечно разнообразно», - пишет Л.Н. Андреев. Сразу же возникает аналогия: жизнь тоже преподносит нам бесконечные сюрпризы. Писатель подчеркивает, что люди пытались в игре добиться своего, а карты жили своей жизнью, которая не поддавалась ни анализу, ни правилам. Одни люди плывут в жизни по течению, другие мечутся и пытаются изменить судьбу. Так, например, Николай Дмитриевич верит в удачу, мечтает сыграть «большой шлем». Когда, наконец, Николаю Дмитриевичу приходит долгожданная серьезная игра, он, боясь упустить ее, назначает «большой шлем в бескозырях» - самую сложную и высокую комбинацию в карточной иерархии. Герой идет на определенный риск, так как для верной победы он должен еще получить в прикупе пикового туза. Под всеобщее удивление и восхищение он тянется за прикупом и вдруг неожиданно умирает от паралича сердца. После его смерти выяснилось, что по роковому стечению обстоятельств в прикупе находился тот самый пиковый туз, который обеспечил бы верную победу в игре.

После смерти героя партнеры думают о том, как радовался бы Николай Дмитриевич этой сыгранной игре. Все люди в этой жизни - игроки. Они пытаются взять реванш, выиграть, поймать за хвост удачу, тем самым самоутвердиться, считают маленькие победы, а об окружающих думают крайне мало. Много лет люди встречались по три раза в неделю, но редко говорили о чем-нибудь, кроме игры, не делились проблемами, не знали даже, где живут их друзья. И только после смерти одного из них остальные понимают, как дороги они были друг другу. Яков Иванович пытается представить себя на месте партнера и почувствовать то, что должен был прочувствовать Николай Дмитриевич, сыграв «большой шлем». Не случайно герой впервые изменяет своим привычкам и начинает разыгрывать карточную партию, итоги которой уже никогда не увидит его скончавшийся товарищ. Символично, что первым уходит в мир иной наиболее открытый человек. Он чаще других рассказывал партнерам о себе, не был равнодушен к проблемам других, о чем свидетельствует его интерес к делу Дрейфуса.

Рассказ обладает философской глубиной, тонкостью психологического анализа. Сюжет его одновременно и оригинален, и характерен для произведений эпохи «серебряного века». В это время особое значение получает тема катастрофичности бытия, зловещего рока, нависающего над человеческой судьбой. Не случайно мотив внезапной смерти сближает рассказ Л.Н. Андреева «Большой шлем» с произведением И.А. Бунина «Господин из Сан-Франциско», в котором тоже герой умирает в тот самый момент, когда, наконец, должен был насладиться тем, о чем мечтал всю жизнь.

Л.Н. Андреев – один из немногих писателей, которые тонко чувствовали движение жизни, ее стремительные порывы и малейшие изменения. Писатель особенно остро переживал трагизм человеческого существования, которым управляют неведомые людям таинственные, роковые силы. Его творчество – результат философских раздумий, попытка ответить на извечные вопросы бытия. В произведениях Андреева особую ценность приобретают художественные детали.На первый взгляд они кажутся совершенно неподвижными и немыми. За мельчайшими подробностями скрываются, подобно легким штрихам, едва неуловимые полутона и намеки. Тем самым писатель призывает своего читателя самостоятельно ответить на важнейшие вопросы человеческой жизни.Поэтому, чтобы понять произведения Андреева, нужно чувствовать смысловые оттенки каждого слова, уметь определять его звучание в контексте.Это мы и попытаемся сейчас сделать при анализе рассказа «Большой шлем».II Беседа по рассказу «Большой шлем» - В чем заключается особенность построения сюжета и системы персонажей? (Сюжет рассказа, на первый взгляд, кажется достаточно простым. Однако при более детальном рассмотрении можно заметить философский смысл, который скрывается за реально-бытовой основой. Персонажи рассказа – обычные люди. В течение многих лет они проводят свой досуг за игрой в винт. Автор скупо обрисовывает черты своих героев, ничего не говорит о внутреннем мире персонажей. Читателю самому предстоит догадаться, что за несложной сюжетной основой и лаконичным изображением героев подразумевается символ однообразия течения жизни, в ритме которого бесцельно живут обыватели). - Какова интонация произведения? Какова ее роль? (Интонация рассказа проста, лишена эмоциональности, острого драматизма, спокойна. Автор беспристрастно описывает досуг игроков. Речь идет о событиях обычных и невзрачных. Но за размеренной интонацией повествования скрывается напряжение, драматизм чувствуется в подтексте. В этом спокойном течении жизни, за однообразием карточной игры люди теряют свой духовный облик и индивидуальность). - Что можно сказать о героях рассказа «Большой шлем»? Как описаны их действия? (Внешний облик героев обрисован кратко. Яков Иванович «был маленький, сухонький старичок, зиму и лето, ходивший в наваченном сюртуке и брюках, молчаливый и строгий». Полной противоположностью ему является Николай Дмитриевич – «толстый и горячий», «краснощекий, пахнущий свежим воздухом». Евпраксия Васильевна и Прокопий Васильевич обрисованы менее подробно. При описании брата и сестры Андреев ограничивается лишь упоминанием фактов их биографии. Всех героев объединяет одно – карточная игра заменила им многообразие жизни. Они боятся, что установленный порядок и искусственно созданные условия существования могут разрушиться. Мир этих героев замнут в пределах колоды карт. Поэтому и действия их весьма шаблонны. Автор лаконично описывает манеру их игры). - Сопоставьте двух героев Николая Дмитриевича и Якова Ивановича по поведению за карточным столом. Как через детали раскрываются их характеры? (Яков Иванович никогда не играл больше четырех взяток, его поступки точно взвешены, не допускают малейших отклонений от установленного им порядка. Николай Дмитриевич, наоборот, в рассказе представлен страстным игроком. Игра в карты полностью поглощает его. Кроме того, он мечтает о большом шлеме, поэтому постоянно проявляет взрывы эмоций). - Как Андреев описывает карты в рассказе «Большой шлем»? Какой смысл скрывается за детальным изображением карт? (Складывается впечатление, что карты и люди поменялись местами: люди похожи на неодушевленные объекты, а карты ведут себя как живые существа. Автор детально описывает карточные масти. По мере усиления детализации описания у карт появляется характер, определенная модель поведения, они становятся склонными к проявлениям эмоций. Можно сказать, что автор совершает художественный обряд оживления карт. Олицетворению карт можно противопоставить процесс духовного омертвения героев). - Какой символический подтекст скрывается за смертью Николая Дмитриевича? (Смерть этого героя является закономерной и неизбежной. Весь ход повествования предвещает трагическую развязку. Нелепость мечты о большом шлеме свидетельствует о духовной смерти героя. После чего наступает смерть физическая. Абсурдность ситуации усиливает тот факт, что его мечта сбылась. Кончина Николая Дмитриевича символизирует пустоту многих человеческих стремлений и желаний, разрушающее влияние повседневности, которая, подобно кислоте, разъедает личность и делает ее бесцветной). - В чем заключается философский смысл рассказа? (Многие люди живут в атмосфере духовного вакуума. Они забывают о сострадании, добре, милосердии, интеллектуальном развитии. В их сердцах нет живого интереса к окружающему миру. Изображая ограниченное личное пространное своих героев, автор скрыто выражает свое несогласие с подобной формой существования).