Как пала белогорская крепость в капитанской дочке. А. с. пушкин. капитанская дочка. вопросы и задания к главе iii. Белогорская крепость: как она выглядела

Едет на место своей будущей службы. Насколько дорога от Симбирска до Оренбурга была полной бурных переживаний и необыкновенных происшествий, настолько путь от Оренбурга до Белогорской крепости был унылым и однообразным. Если степь до Оренбурга была мятежной и грозной (вспомним буран), то сейчас она предстает затихшей и печальной. "Дорога шла по крутому берегу Яика. Река еще не замерзла, и ее свинцовые волны грустно чернели в однообразных берегах, покрытых белым снегом. За ними простирались киргизские степи". Одно только слово "простирались" позволяет представить огромные, утомительные в своем однообразии пространства за рекой Яиком. Красок мало: белый снег и чернеющие "свинцовые волны". Так в нескольких словах Пушкин передает настроение грустной зимней оренбургской степи. Дорожные размышления молодого путника печальны. Слова генерала Р. – "ты будешь в команде капитана Миронова, доброго и честного человека. Там ты будешь на службе настоящей, научишься дисциплине" – заставили Гринева представить себе будущего начальника строгим, сердитым стариком, не знающим ничего, кроме своей службы. И все-таки Гринев ждет новых впечатлений – ведь он едет в крепость! "Я глядел во все стороны, ожидая увидеть грозные бастионы, башни и вал". Однако вместо грозных бастионов он увидел бревенчатые заборы, вместо башен – скирды сена и скривившуюся мельницу с лубочными, лениво опущенными крыльями. Что же все-таки отдаленно напоминало крепость? Старая чугунная пушка у ворот.
В доме коменданта Гринева встречает дежурный – старый инвалид, который "нашивал синюю заплату на локоть зеленого мундира". Видно, что всем командует "старушка в телогрейке", как оказалось, жена коменданта: "Ивана Кузьмича дома нет, он пошел в гости к отцу Герасиму; да все равно, батюшка, я его хозяйка". Как же углубляется комическое изображение "хозяйки коменданта"? Она перебивает Ивана Игнатьевича, сама заводит разговор с молодым Гриневым и сразу начинает рассказывать про незнакомого еще Гриневу офицера Швабрина. Но Василиса Егоровна в то же же время и привлекает читателя радушием, гостеприимством. Она ласково встречает незнакомого офицера: "Прошу любить и жаловать. Садись, батюшка". Она решительно перебивает любопытство Ивана Игнатьевича: "Ты видишь, молодой человек с дороги устал, ему не до тебя..."
Интересен диалог Василисы Егоровны относительно устройства Гринева. Но ее хозяйские действия не отличаются справедливостью. Мы видим, в силу каких причин Гринев попадает на квартиру к Семену Кузову, а не к Ивану Полежаеву. Василиса Егоровна распоряжается в крепости по своему усмотрению, бесконтрольно разбирает мелкие ссоры, крута в решениях.
Перед нами жизнь маленькой заброшенной крепости, в которой нет ничего военного, кроме единственной пушки, офицерского диплома, висящего на стене в рамке под стеклом, да поношенных мундиров на инвалиде и Иване Игнатьевиче. Новые знакомые Гринева слегка комичны, и мы не можем не улыбаться, читая о них, так они не совпадают с нашими представлениями о военных людях. Самая "боевая" из них Василиса Егоровна, и это усиливает комизм картины капитанского дома. Но нельзя не заметить: что-то добродушное, открытое, бесхитростное подкупает нас в Мироновых.
А как кончается первый день Гринева в крепости? Он идет в дом Семена Кузова. Все говорит ему о том, что жизнь в крепости будет унылой, безрадостной. "...я стал глядеть в узенькое окошко. Передо мною простиралась печальная степь. Наискось стояло несколько избушек; по улице бродило несколько куриц. Старуха, стоя на крыльце с корытом, кликала свиней, которые отвечали ей дружелюбным хрюканьем. И вот в какой стороне осужден я был проводить мою молодость! Тоска взяла меня..." – пишет Гринев.
Мы видим, что пейзаж, которым начинается и заканчивается глава, сыграл большую роль в том представлении о Белогорской крепости, которое создалось в нашем представлении. Обращаем внимание на важную особенность пушкинского языка: пейзажи необыкновенно скупы, немногословны, как и описания настроений людей. Пушкин как бы дает возможность самому читателю дорисовать в своем воображении то, что окружает Гринева, представить его душевное состояние, выраженное в словах: "тоска взяла меня", "я отошел от окошка и лег спать без ужина".

Как же расширяются впечатления Гринева о крепости и ее обитателях на второй день пребывания в ней? Гринев замечает бедность и убогость крепости, слабость ее военной подготовки. Он увидел на площадке коменданта крепости, который обучал солдат. Это были старые инвалиды, одетые в поношенные мундиры. Василиса Егоровна говорит коменданту: "Только слава, что солдат учишь: ни им служба не дается, ни ты в ней толку не ведаешь. Сидел бы дома да богу молился, так было бы лучше". Важная деталь: Иван Кузьмич командует солдатами "в колпаке и китайчатом халате".
Мы в очередной раз убеждаемся, что крепость, которой было суждено принять удар восставших, была заброшенной, убого оснащенной, беспредельно мирной. В деревянном домике Мироновых жизнь идет своим чередом, собирается небольшой кружок, обедают, ужинают, передают сплетни. "В богоспасаемой крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов", – вспоминает Гринев(гл. IV). Никто не контролирует действий коменданта, никто не думает о военном снаряжении крепости. Генерал Р. в Оренбурге занят своим садом с яблонями больше, чем военными делами. Между тем в районе Белогорской крепости назревают события огромного значения.
Гринев приезжает в крепость глубокой осенью 1773 года. Нет ли каких-либо намеков в повести, что общее волнение здешних краев доходит и до бревенчатого забора Белогорской крепости? Василиса Егоровна спрашивает при Гриневе урядника, казака Максимыча: "Ну что, Максимыч, все ли благополучно?" – "Все, слава богу, тихо", – отвечает казак. А как изображается внешность урядника? Это "молодой и статный казак". В гарнизоне, мы знаем, был солдаты и казаки. Какое сравнение напрашивается? У коменданта на учении одни инвалиды, а среди казаков были сильные и молодые люди, способные воевать. Максимыч связан с казаками, он будет в рядах восставших. А вот еще деталь: Василиса Егоровна говорит, что привыкла к тому, что в степи появляются большими толпами "рысьи шапки". Они появились и теперь, "около крепости рыщут".

Мы в фортеции живем,
Хлеб едим и воду пьем;
А как лютые враги
Придут к нам на пироги,
Зададим гостям пирушку:
Зарядим картечью пушку.
Солдатская песня
Старинные люди, мой батюшка.
Недоросль

Белогорская крепость находилась в сорока верстах от Оренбурга. Дорога шла по крутому берегу Яика. Река еще не замерзала, и ее свинцовые волны грустно чернели в однообразных берегах, покрытых белым снегом. За ними простирались киргизские степи. Я погрузился в размышления, большею частью печальные. Гарнизонная жизнь мало имела для меня привлекательности. Я старался вообразить себе капитана Миронова, моего будущего начальника, и представлял его строгим, сердитым стариком, не знающим ничего, кроме своей службы, и готовым за всякую безделицу сажать меня под арест на хлеб и на воду. Между тем начало смеркаться. Мы ехали довольно скоро. «Далече ли до крепости?» – спросил я у своего ямщика. «Недалече, – отвечал он. – Вон уж видна». – Я глядел во все стороны, ожидая увидеть грозные бастионы, башни и вал; но ничего не видал, кроме деревушки, окруженной бревенчатым забором. С одной стороны стояли три или четыре скирда сена, полузанесенные снегом; с другой – скривившаяся мельница, с лубочными крыльями, лениво опущенными. «Где же крепость?» – спросил я с удивлением. «Да вот она», – отвечал ямщик, указывая на деревушку, и с этим словом мы в нее въехали. У ворот увидел я старую чугунную пушку; улицы были тесны и кривы; избы низки и большею частью покрыты соломою. Я велел ехать к коменданту, и через минуту кибитка остановилась перед деревянным домиком, выстроенным на высоком месте, близ деревянной же церкви.

Никто не встретил меня. Я пошел в сени и отворил дверь в переднюю. Старый инвалид, сидя на столе, нашивал синюю заплату на локоть зеленого мундира. Я велел ему доложить обо мне. «Войди, батюшка, – отвечал инвалид, – наши дома». Я вошел в чистенькую комнатку, убранную по-старинному. В углу стоял шкаф с посудой; на стене висел диплом офицерский за стеклом и в рамке; около него красовались лубочные картинки, представляющие взятие Кистрина и Очакова , также выбор невесты и погребение кота. У окна сидела старушка в телогрейке и с платком на голове. Она разматывала нитки, которые держал, распялив на руках, кривой старичок в офицерском мундире. «Что вам угодно, батюшка?» – спросила она, продолжая свое занятие. Я отвечал, что приехал на службу и явился по долгу своему к господину капитану, и с этим словом обратился было к кривому старичку, принимая его за коменданта; но хозяйка перебила затверженную мною речь. «Ивана Кузмича дома нет, – сказала она, – он пошел в гости к отцу Герасиму; да все равно, батюшка, я его хозяйка. Прошу любить и жаловать. Садись, батюшка». Она кликнула девку и велела ей позвать урядника. Старичок своим одиноким глазом поглядывал на меня с любопытством. «Смею спросить, – сказал он, – вы в каком полку изволили служить?» Я удовлетворил его любопытству. «А смею спросить, – продолжал он, – зачем изволили вы перейти из гвардии в гарнизон?» Я отвечал, что такова была воля начальства. «Чаятельно, за неприличные гвардии офицеру поступки», – продолжал неутомимый вопрошатель. «Полно врать пустяки, – сказала ему капитанша, – ты видишь, молодой человек с дороги устал; ему не до тебя… (держи-ка руки прямее…). А ты, мой батюшка, – продолжала она, обращаясь ко мне, – не печалься, что тебя упекли в наше захолустье. Не ты первый, не ты последний. Стерпится, слюбится. Швабрин Алексей Иваныч вот уж пятый год как к нам переведен за смертоубийство. Бог знает, какой грех его попутал; он, изволишь видеть, поехал за город с одним поручиком, да взяли с собою шпаги, да и ну друг в друга пырять; а Алексей Иваныч и заколол поручика, да еще при двух свидетелях! Что прикажешь делать? На грех мастера нет».

В эту минуту вошел урядник, молодой и статный казак. «Максимыч! – сказала ему капитанша. – Отведи господину офицеру квартиру, да почище». – «Слушаю, Василиса Егоровна, – отвечал урядник. – Не поместить ли его благородие к Ивану Полежаеву?» – «Врешь, Максимыч, – сказала капитанша, – у Полежаева и так тесно; он же мне кум и помнит, что мы его начальники. Отведи господина офицера… как ваше имя и отчество, мой батюшка? Петр Андреич?.. Отведи Петра Андреича к Семену Кузову. Он, мошенник, лошадь свою пустил ко мне в огород. Ну, что, Максимыч, все ли благополучно?»

– Все, слава богу, тихо, – отвечал казак, – только капрал Прохоров подрался в бане с Устиньей Негулиной за шайку горячей воды.

– Иван Игнатьич! – сказала капитанша кривому старичку. – Разбери Прохорова с Устиньей, кто прав, кто виноват. Да обоих и накажи. Ну, Максимыч, ступай себе с богом. Петр Андреич, Максимыч отведет вас на вашу квартиру.

А. С. Пушкин. Капитанская дочка. Аудиокнига

Я откланялся. Урядник привел меня в избу, стоявшую на высоком берегу реки, на самом краю крепости. Половина избы занята была семьею Семена Кузова, другую отвели мне. Она состояла из одной горницы довольно опрятной, разделенной надвое перегородкой. Савельич стал в ней распоряжаться; я стал глядеть в узенькое окошко. Передо мною простиралась печальная степь. Наискось стояло несколько избушек; по улице бродило несколько куриц. Старуха, стоя на крыльце с корытом, кликала свиней, которые отвечали ей дружелюбным хрюканьем. И вот в какой стороне осужден я был проводить мою молодость! Тоска взяла меня; я отошел от окошка и лег спать без ужина, несмотря на увещания Савельича, который повторял с сокрушением: «Господи владыко! ничего кушать не изволит! Что скажет барыня, коли дитя занеможет?»

На другой день поутру я только что стал одеваться, как дверь отворилась, и ко мне вошел молодой офицер невысокого роста, с лицом смуглым и отменно некрасивым, но чрезвычайно живым. «Извините меня, – сказал он мне по-французски, – что я без церемонии прихожу с вами познакомиться. Вчера узнал я о вашем приезде; желание увидеть, наконец, человеческое лицо так овладело мною, что я не вытерпел. Вы это поймете, когда проживете здесь еще несколько времени». Я догадался, что это был офицер, выписанный из гвардии за поединок. Мы тотчас познакомились. Швабрин был очень не глуп. Разговор его был остер и занимателен. Он с большой веселостию описал мне семейство коменданта, его общество и край, куда завела меня судьба. Я смеялся от чистого сердца, как вошел ко мне тот самый инвалид, который чинил мундир в передней коменданта, и от имени Василисы Егоровны позвал меня к ним обедать. Швабрин вызвался идти со мною вместе.

Подходя к комендантскому дому, мы увидели на площадке человек двадцать стареньких инвалидов с длинными косами и в треугольных шляпах. Они выстроены были во фрунт. Впереди стоял комендант, старик бодрый и высокого росту, в колпаке и в китайчатом халате. Увидя нас, он к нам подошел, сказал мне несколько ласковых слов и стал опять командовать. Мы остановились было смотреть на учение; но он просил нас идти к Василисе Егоровне, обещаясь быть вслед за нами. «А здесь, – прибавил он, – нечего вам смотреть».

Василиса Егоровна приняла нас запросто и радушно и обошлась со мною как бы век была знакома. Инвалид и Палашка накрывали стол. «Что это мой Иван Кузмич сегодня так заучился! – сказала комендантша. – Палашка, позови барина обедать. Да где же Маша?» – Тут вошла девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши, которые у нее так и горели. С первого взгляда она не очень мне понравилась. Я смотрел на нее с предубеждением: Швабрин описал мне Машу, капитанскую дочь, совершенною дурочкою. Марья Ивановна села в угол и стала шить. Между тем подали щи. Василиса Егоровна, не видя мужа, вторично послала за ним Палашку. «Скажи барину: гости-де ждут, щи простынут; слава богу, ученье не уйдет; успеет накричаться». – Капитан вскоре явился, сопровождаемый кривым старичком. «Что это, мой батюшка? – сказала ему жена. – Кушанье давным-давно подано, а тебя не дозовешься». – «А слышь ты, Василиса Егоровна, – отвечал Иван Кузмич, – я был занят службой: солдатушек учил». – «И, полно! – возразила капитанша. – Только слава, что солдат учишь: ни им служба не дается, ни ты в ней толку не ведаешь. Сидел бы дома да богу молился; так было бы лучше. Дорогие гости, милости просим за стол».

Мы сели обедать. Василиса Егоровна не умолкала ни на минуту и осыпала меня вопросами: кто мои родители, живы ли они, где живут и каково их состояние? Услыша, что у батюшки триста душ крестьян, «легко ли! – сказала она, – ведь есть же на свете богатые люди! А у нас, мой батюшка, всего-то душ одна девка Палашка, да слава богу, живем помаленьку. Одна беда: Маша; девка на выданье, а какое у ней приданое? частый гребень, да веник, да алтын денег (прости бог!), с чем в баню сходить. Хорошо, коли найдется добрый человек; а то сиди себе в девках вековечной невестою». – Я взглянул на Марью Ивановну; она вся покраснела, и даже слезы капнули на ее тарелку. Мне стало жаль ее, и я спешил переменить разговор. «Я слышал, – сказал я довольно некстати, – что на вашу крепость собираются напасть башкирцы». – «От кого, батюшка, ты изволил это слышать?» – спросил Иван Кузмич. «Мне так сказывали в Оренбурге», – отвечал я. «Пустяки! – сказал комендант. – У нас давно ничего не слыхать. Башкирцы – народ напуганный, да и киргизцы проучены. Небось на нас не сунутся; а насунутся, так я такую задам острастку, что лет на десять угомоню». – «И вам не страшно, – продолжал я, обращаясь к капитанше, – оставаться в крепости, подверженной таким опасностям?» – «Привычка, мой батюшка, – отвечала она. – Тому лет двадцать как нас из полка перевели сюда, и не приведи господи, как я боялась проклятых этих нехристей! Как завижу, бывало, рысьи шапки, да как заслышу их визг, веришь ли, отец мой, сердце так и замрет! А теперь так привыкла, что и с места не тронусь, как придут нам сказать, что злодеи около крепости рыщут».

– Василиса Егоровна прехрабрая дама, – заметил важно Швабрин. – Иван Кузмич может это засвидетельствовать.

– Да, слышь ты, – сказал Иван Кузмич, – баба-то не робкого десятка.

– А Марья Ивановна? – спросил я, – так же ли смела, как и вы?

– Смела ли Маша? – отвечала ее мать. – Нет, Маша трусиха. До сих пор не может слышать выстрела из ружья: так и затрепещется. А как тому два года Иван Кузмич выдумал в мои именины палить из нашей пушки, так она, моя голубушка, чуть со страха на тот свет не отправилась. С тех пор уж и не палим из проклятой пушки.

Мы встали из-за стола. Капитан с капитаншею отправились спать; а я пошел к Швабрину, с которым и провел целый вечер.

Отец Петруши Гринева, отставной военный, вряд ли сам догадывался, отправляя сына на службу в Белогорскую крепость, что на его долю выпадут такие недетские испытания. О народном бунте, о его "бессмысленности и беспощадности", мало еще что было известно. Но то, что сын должен не "мотать да повесничать" в Петербурге, а "понюхать пороху" - само собой разумелось по его представлениям о воинской службе. "Служи верно, кому присягнешь" - таков был его наказ.

Небольшой гарнизон, куда направился служить Петр Гринев, стоял вдалеке от культурных и политических центров России. Жизнь здесь текла скучная и однообразная, комендант крепости, капитан Миронов обучал солдат премудростям строевой службы, его жена, Василиса Егоровна, во все вникала, хозяйствуя в крепости также серьезно, как в своем доме. Их дочь - Марья Ивановна Миронова, "девушка лет осьмнадцати, круглолицая, румяная, со светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши", была ровесницей Гриневу, и, конечно же, он в нее сразу же влюбился. В доме коменданта Гринева приняли, как родного, и от необременительности такой службы, а также от влюбленности, он даже начал сочинять стихи.

Своими литературными опытами Петруша делился с Алексеем Швабриным, офицером, сосланным в Белогорскую крепость из Петербурга за дуэль. Вскоре выяснилось, что Швабрин тоже влюблен в Машу, но получил отказ. Оскорбившись, он наговорил на Машу Гриневу, в надежде на то, что товарищ усомнится в ее порядочности и перестанет за ней ухаживать. Но Гринев вызвал клеветника на дуэль и получил ранение. Семья коменданта нежно выхаживала раненого, а Швабрин затаил на Гринева еще большую злобу.

Однажды этот вполне мирный быт жителей крепости был нарушен: началась осада крепости бунтовщиками под предводительством Пугачева. Силы были явно неравными и, хотя солдаты Миронова стояли на смерть со своей единственной пушкой, Пугачев покорил крепость. Вот тут и проявился характер обитателей крепости: ни "трусиха" Маша, ни Василиса Егоровна не согласились оставить Миронова и укрыться в Оренбурге. Сам капитан, понимая, что гарнизон обречен, приказывал отстреливаться до конца, пытался поднять гарнизон в атаку, нанести удар по врагу. Это - отважный поступок немолодого и тихого человека, если учесть, что многие крепости Пугачев взял без боя. Миронов не признал самозванца императором и принял смерть, как подобает русскому офицеру. Вслед за ним погибла Василиса Егоровна, перед смертью обозвав Пугачева бедным каторжником.

Маше удалось укрыться в доме у попадьи, перепуганный Швабрин присягнул Пугачеву, а Гринев готовился принять смерть также бесстрашно, как супруги Мироновы, но вдруг лжеимператор его узнал. Гринев тоже помнил ту ночь, когда они с Савельичем, следуя на службу в Белогорскую крепость попали в метель и потеряли дорогу. Их привел тогда к постоялому двору невесть откуда взявшийся человек, которого они с Савельичем условно назвали вожатым. Тогда, к неудовольствию дядьки, Гринев подарил вожатому заячий полушубок с барского плеча, потому что заметил, как тот был легко одет. Теперь Пугачев узнал Гринева и в благодарность за это его отпустил.

Швабрин взял в плен Марью Ивановну, вынуждая ее отдаться ему. Она сумела передать письмо Гриневу и тот ринулся ее выручать. Пугачев вновь проявил великодушие и освободил девушку. Он не изменил своего решения и узнав, что эта девушка - дочь непокорного коменданта Белогорской крепости. Провожая Гринева, он почти сознался, что является самозванцем и не верит в счастливый исход своей затеи.

Так закончилась казавшаяся сначала безмятежной жизнь обитателей Белогорской крепости. Привычный ход событий был изменен внезапной ее осадой. Экстремальные события раскрыли характеры ее обитателей.

Александр Сергеевич Пушкин, великий русский поэт, писал не только стихотворные, но и прозаические произведения, особенно в конце своей творческой деятельности. Предельного совершенства проза Пушкина достигает в его последнем крупном произведении - исторической повести «Капитанская дочка». Глубоко и тщательно по архивным материалам Пушкин изучает эпоху пугачевского восстания, едет на место действия романа - в Поволжье, в оренбургские степи, где еще сохранилась живая память о вожде народного движения. По мнению В. О. Ключевского, в «Капитанской дочке», опирающейся на тщательное исследование исторических источников, отличающейся огромной силой обобщения, «больше истории, чем в «Истории Пугачевского бунта».

Белогорская крепость, в которой предстояло проходить службу молодому Гриневу, находилась «в сорока верстах от Оренбурга» и представляла собой деревушку, окруженную бревенчатым забором. У ворот Гринев увидел «чугунную пушку; улицы были тесны и кривы; избы низки и большею частию покрыты соломою». Сам комендант располагался в простом деревянном домике, выстроенном на высоком месте около деревянной церкви.

Первая встреча с комендантом произвела на молодого человека необыкновенное впечатление: это был «старик бодрый и высокого роста, в колпаке и китайчатом халате», он командовал двадцатью «старенькими инвалидами», выстроенными «во фрунт». Не прошло и нескольких недель, как жизнь Гринева в Белогорской крепости стала для него «не только сносною, но даже и приятною». В доме коменданта он «был принят как родной»; Иван Кузмич и его жена были «люди самые почтенные». Комендант вышел в офицеры «из солдатских детей», был человеком простым, малообразованным, но «честным и добрым». Миронов ревностно исполнял свой долг, служа императрице и карая ее врагов. Перед лицом смерти он проявил необыкновенное мужество.

Василиса Егоровна, простая и радушная женщина, встретила в крепости Петра Гринева будто с ним «век была знакома». Она и на дела службы «смотрела, как на свои хозяйские, и управляла крепостью так точно, как и своим домком». Уже двадцать лет они с мужем жили в этой крепости. Она привыкла к военному Укладу жизни, подверженной опасностям, и даже в страшные Дни пугачевской смуты она не оставила мужа и не побоялась Разделить с ним судьбу.

В крепости со своими родителями жила Марья Ивановна, дочь капитана Миронова. Она с детства была привычна к такой жизни, но, несмотря на солдатское окружение, она выросла тонкой, чувствительной девушкой. Самостоятельный ум, смелость, способность

К глубоким искренним чувствам, верность данному слову - основные черты характера Маши Мироновой. Ради любви и дружбы она способна на настоящий героизм. Она нравится всем, кто ее знает, Савельич называет ее «ангелом божьим».

Старый слуга Гриневых, Савельич - олицетворение яркого народного характера. Ему присущи правдивость, добродушие, мужество, человеческое достоинство. Он самоотверженно, служит своим господам, все его желания, чувства и помыслы подчинены хозяевам. Он смотрит на все глазами своих хозяев, и потому Пугачев для него, простого человека, - злодей и мошенник.

Населяли крепость люди и другого рода, противопоставленного «старой гвардии».

Офицер Швабрин - представитель знатного рода. Это типичный блестящий гвардейский офицер, богатый дворянин, не лишенный ума, но получивший поверхностное образование. Он избалован, привык к тому, что все его желания исполняются. К тому же Швабрин завистник, трус и наглый эгоист, ставший сторонником Пугачева, не из идейных, а из корыстных соображений.

В образах обитателей Белогорской крепости автор стремится донести до читателей свою мысль о том, что «коренное» дворянство, так много сделавшее в создании русского государства, оттесненное от власти, разочаровавшееся, сохраняет в себе лучшие сословные свойства, а «новая знать» в лице Швабрина, которая приобрела политическую и экономическую власть, лишена благородства, совести, чести и любви к родине.